С праздником! 8 Марта. Рассказы о любви. Дарья Донцова

чём, в принципе, думает главврач, не оснащая нашу заштатную больничку последними достижениями науки и техники?

      Я улыбаюсь под маской. Самое время и мне высказать главврачу какую-нибудь нелепую претензию, но куда там! – разве могу я пробиться сквозь Мишкин напор?

      Последний шов, повязка, и я оставляю Михаила Георгиевича готовить больного к транспортировке в палату интенсивной терапии. Иду писать протокол операции в ординаторскую.

      Там сидит Владимир Семёнович, положив подбородок на сплетённые ладони, и пристально смотрит на меня своими прозрачными глазами.

      Мне стыдно, что я уставшая, в ветхой хирургической робе и дурацком бумажном беретике, но я не снимаю его, зная, что наэлектризованные волосы будут топорщиться, как венок у статуи Свободы.

      – Разрешите доложить, что я сегодня работала очень плохо, – обхожу его и сажусь за компьютер, – не доложила вам, и вообще, плохо оперировала. Медленно.

      – Михаил Георгиевич сказал, что звонит по вашему поручению, так что не наговаривайте на себя.

      Я молча открываю папку с протоколами операций, надеясь найти что-нибудь похожее, чтобы не набирать заново текст, а просто изменить паспортные данные и некоторые детали.

      Повисает тягостная пауза, и Владимир Семёнович достаёт сигареты, нарушая свой собственный строжайший запрет на курение в стенах больницы.

      Я разрешаю ему курить и с наслаждением вдыхаю горьковатый дым.

      – Есть смысл рассмотреть мою кандидатуру на сокращение, – сейчас, в неформальной обстановке, можно быть искренней.

      Владимир Семёнович качает головой:

      – После того, как вы спасли человеку жизнь?

      – О, я не смотрю на свою работу так пафосно. Знаете, как говорят лётчики: если ты идёшь в полёт, как на подвиг, то ты к полёту не готов. Я просто делаю дело, и, господи, даже не знаю, как его зовут и сколько лет этому несчастному. И в лицо не узнаю его завтра. Видите, крайняя степень выгорания. Вы обязаны принять меры как руководитель.

      – Какие?

      – Уволить меня по сокращению штатов.

      – Тогда… – говорит Владимир Семёнович и надолго замолкает.

      – Что?

      – Тогда у меня больше не будет причины торопиться на утренние планёрки и гадать, увижу я вас или нет. Услышу какую-нибудь бодрящую гадость в свой адрес или вы высокомерно промолчите.

      Я молчу. Наверное, теперь точно слуховая галлюцинация или просто я уснула от усталости…

      Пока я раздумываю, сон это или не сон, моя рука оказывается в большой ладони Владимира Семёновича.

      – Я думал, вы замечаете, что я в вас влюблён. Женщины вроде должны видеть подобные вещи.

      Я качаю головой.

      – Мне это в голову не приходило.

      – Правда? Ничего не замечали?

      – Я думала, вы просто считаете меня психопаткой.

      Владимир Семёнович неопределённо улыбается и крепче сжимает мою ладонь.

      – Видно, мы просто не поняли друг друга, – говорит он тихо, а я снимаю бумажную шапочку.