Цербер для Геракла. Драмы 21-го века. Книга 2. Любовь Сушко

потому я и люблю жизнь во всех ее проявлениях.

      Явление 2

      Зевс уходит, появляется Аполлон

      Аполлон

      Хотел с отцом поговорить, но он уже куда-то убежал, от меня скрывается?

      Гермес

      Да он и не думал о тебе вовсе. Ему живые девицы понадобились, боится, что много каменных будет, он не сможет одних от других отличить.

      Аполлон

      Это да, я тоже о том подумал, кстати

      Гермес

      Ну и как, до чего додумался, может быть она сговорчивее Троянской царевны окажется

      Аполлон

      Мой опыт с Кассандрой получился неудачным, но я тоже не хочу такую вот каменную куклу. Будем надеяться, что реальная женщина все-таки отзовется и откликнется.

      Гермес.

      Да зачем тебе это. Ты счастливее, у тебя есть Музы, они тоже не от мира сего, но они прекрасны и умеют чувствовать, а ведь там неведомо что оживет. Двигаться, говорить будет, вероятно, Афродита постарается, а вот все остальное вряд ли. Зевс что-то знает, и боится он недаром.

      Аполлон

      Вот и я о том же, ведь любовь, страсти прежде всего в душе происходит – это родство душ, а не тел, иначе бы мы не писали музыку, стихи, картины, мы до души пытаемся докричаться и достучаться. А если этого нет, то любая красота – пустой звук.

      Гермес

      А я сразу тебе говорил, что Кассандра – мертвая царевна

      Голос за сценой. Гермес и Аполлон слушают то, что читает Геката. они понимают, что она слышала их разговор

      Геката

      И в тихой обители мертвой царевны

      Остались тревоги, сомненья и сны,

      Когда для нее он играл вдохновенно

      В разгаре и трепете новой весны.

      – Прости, но любить я тебя не посмею,

      Милее мне равный, ты слишком высок.

      Напрасно ее называл он своею,

      Отвергла, и он на страданья обрек.

      Все видит заранее мертвая дева,

      Как тот, превращенный в болотный цветок.

      Богиня любви только дерзко смотрела.

      – На что ты ее, Лучезарный, обрек.

      Простить? Он не знает, что это такое.

      Ее оживить он не может, во тьме.

      Ее нелюбовь его так беспокоит,

      Что город ее полыхает в огне.

      – Не хочешь богиней? Ты станешь рабыней, —

      Заранее вынес он свой приговор.

      Когда Агамемнон развалы покинет

      Покорно уйдешь ты за ними в полон.

      В отместку он «Реквием» ей сочиняет.

      Жестокости бога не видно конца,

      И с каждым из нас она вновь умирает,

      Испив эту чашу, пройдя до конца.

      Но если б она его вдруг полюбила,

      Была бы счастливой? Да что вы, увы,

      Лишь рабство бы эта любовь подарила,

      И выбрала меньшее зло, и мертвы

      Все те, кто коснется однажды искусства

      И будет ему беззаветно служить,

      Забудет он жизнь и полеты, и чувства,

      Но сможет творения нам он открыть.

      О как нас прельщает