Коллекция заблуждений. Люди. Том второй. Сергей Мазуркевич

государыне, спешили наводить инструмент на небо и уверяли, что довольно ясно различают на луне горы.

      – Я вижу не только горы, но и лес, – сказал граф Львов.

      – Вы возбуждаете мое любопытство, – произнесла Екатерина, поднимаясь с кресла, чтобы посмотреть.

      – Торопитесь, государыня, лес рубить начали, вы не успеете.

      №294. Просвещенная царица стремилась к просвещению народа

      Бытует мнение, что «мудрая северная Минерва» стремилась к просвещению народа. На самом же деле сама Екатерина всемерно способствуя созданию своего образа просвещенной Матери Отечества практически ничего не сделала для того, чтобы ее народ стал пусть даже немного образованней. Широкого развития народного образования она опасалась*, а задумку развития сети народных училищ, ей «завершить не удалось: при ней было открыто несколько губернских училищ („гимназий“), не везде были открыты уездные; и не было учреждено ни одного университета» (Платонов)

      Екатерина писала губернатору Москвы: «Я не устраиваю школ, но для Европы надо сохранять в общественном мнении наше отношение. В тот день, когда наши крестьяне пожелают учиться, ни Вы, ни я не останемся на своем посту».

      О каком просветительстве может идти речь, если проведенные Екатериной Второй реформы были направлены на укрепление власти дворянства, другим словами, на упрочение рабства в России.

      Как же проекатерининские историки объясняют то, что никакого просвещения народа на деле, а не на словах не было?

      Так, Ключевский писал: «Екатерина поняла, что в просветительном движении эта власть может и должна стать в другое отношение к обществу, непохожее на то, какое существовало между обеими этими силами на Западе. Там общество через литературу поучало правительство; здесь правительство должно было направлять и литературу и общество».

      Наш современник М. И. Микешин продолжает мысль Ключевского: «Царица устроила – и не одну – кампанию общения с народом выходами, поездками, манифестами и более всего разговорами.

      Разговоры эти по преимуществу велись в салонах, поскольку и «народ» тогдашний вращался в них же. Салон был не только местом общения и типом времяпрепровождения. Это были еще и своеобразные «средства массовой информации», которые, вместе с перепиской, вполне создавали имиджи и паблисити для любого члена высшего общества. Поэтому тогда не быть допущенным в салон означало примерно то же, что современному политику не быть допущенным на программу телевидения. Иностранные послы были фактически представителями одного салона в другом. Путешествующие дворяне перемещались не только из города в город, но и из общества в общество, из салона в салон, где принимали любого приезжего, если он соответствовал «рангу» салона.

      Просвещение как форма, стиль жизни – это и есть салон плюс его «аксессуары». Салон не имел никакого прямого отношения к нравственности, это была форма организации