Душа наизнанку. Александр Ольский

от разнообразия, создает копии? Так, в Южной Африке я познакомился с женщиной один в один как моя соседка в Сан-Франциско, а в Румынии случайно столкнулся с мужчиной, которого принял за известного ведущего вечерних новостей «Си-Эн-Эн».

      Встречался мне и еще один феномен: люди с внешностью и манерами, характерными для другой исторической эпохи, которых я видел не на съемочной площадке Голливуда, а в ближайшем супермаркете. Таких людей мгновенно выделяешь из толпы, потому что, несмотря на все их старания влиться в двадцать первый век, смотрятся они довольно курьезно. Эти мужчины и женщины будто шагнули в наше время из 1850-го или 1920-го. Представьте, что вы заправляете машину на бензоколонке, и вдруг из подъехавшего «Форда» выходит, как ни в чем не бывало, Авраам Линкольн; или в аптеке неожиданно сталкиваетесь с Мэрилин Монро. Думаю, вы бы тоже слегка оторопели.

      Я уже собирался расплатиться и вернуться в номер, как меня кто-то окликнул. В Чикаго у меня не было ни родных, ни близких друзей, но мир тесен.

      Обратившийся ко мне седой джентльмен оказался двоюродным братом моего отца.

      – Майк! Какими судьбами в Чикаго? Как поживаешь, молодой человек? – поинтересовался он, похлопывая меня по плечу.

      – Здравствуйте, Ричард! Какой сюрприз! Я здесь в командировке по заданию редакции. Ну а насчет «молодого человека» – это уж слишком. Сорок шесть, знаете ли, – не двадцать шесть.

      – Хе-хе, – усмехнулся Ричард. – Знаешь, с высоты моего возраста ты еще совсем щенок. Мне тут на днях семьдесят стукнуло! Вот такие дела… По заданию редакции, говоришь? Хм… Ты все еще в этой либеральной газетенке работаешь? Как бишь ее… «Кроникл»?

      – Да, у вас прекрасная память! Верно, «Сан-Франциско Кроникл». А вас каким ветром занесло в Чикаго? И как ваше здоровье? – продолжил я разговор, игнорируя ироничный тон моего родственника.

      – Память у меня, Майк, совершенно никудышная, да и здоровье тоже так себе. Я вот что тебе скажу: спеши жить, дорогой. Жизнь, черт ее подери, проходит так быстро! Вот такие дела, – вздохнул Ричард. – Мы с Мэри приехали навестить ее родню. А ты когда последний раз видел своих стариков?

      – Мы с сестрой гостили у них в ноябре, на День благодарения. У отца в следующем году юбилей – восемьдесят, а мама еще молодится, ей всего семьдесят два.

      – Да, все мы стареем… Ладно, я тебя, наверное, утомил своим старческим ворчанием, давай лучше пропустим по стаканчику и сменим тему.

      Бармен принес нам два скотча. Ричард сделал пару глотков, прищурился и с ехидством спросил меня:

      – И что ты там, скажи на милость, пописываешь в своей газетенке?

      – Насколько я помню, вы не большой поклонник СМИ, особенно прессы.

      – Ну, дружище, ты меня так с перепугу и в коммунисты запишешь, а я всего лишь умеренный консерватор, – покачал головой мой двоюродный дядя. – Я не против свободы слова, но бьюсь об заклад, что в наше время нет независимой прессы. От кого она, черт возьми, независима? Может быть, от здравого смысла?