Одержимый. Полина. Андрей Дорогов

is>…Я хотел бы стать Богом и выбирать,

      Кому жизнь – безнадёга, а кому умирать.

      Я, конечно, пытался, я пришёл даже в храм,

      Если Бог испугался – я всё сделаю сам…

      Год Змеи. Личное Дело 310. 3-20 (Live Version).

      – Ах, ты, сучонок, – Петрович размахнулся и влепил Кириллу оплеуху.

      Здоровенная, похожая на свиной окорок рука описала в воздухе дугу, размашистую такую дугу, и смачно влетела в ухо. Такое, старший мастер-ремонтник автосервиса, где работал Кирилл, проделывал не впервой. Обычно после такого парень «плыл» и плавно опускался на залитый маслом и бензиновыми разводами пол, а громадный Петрович ещё долго орал на него, брызжа в лицо слюной.

      Обычно, но не сейчас.

      Сейчас было не так. Совсем не так.

      Неожиданно для себя, Кирилл вскинул левую руку к голове, так что ладонь хлопнула по лопатке, предплечьем прикрывая голову и разворачиваясь корпусом влево. Локоть при этом острым колом выставился навстречу удару.

      Здоровенная, похожая на свиной окорок рука описала в воздухе дугу, размашистую такую дугу и смачно влетела в подставленный Кириллом локоть. Звучный шлепок заглушил вопль боли, исторгнутый лужёной глоткой старшего мастера.

      И без того «грязный» рот Петровича исторг такое обилие матюгов и божбы, что машины разной степени разобранности покраснели, если бы могли, конечно.

      – Так твою растак, мать твою ё.. в рот…, х… б… и ё… карась, п… гнойный, ох… конь. Я тебя по стенке размажу, в рот вы… и на глаза насру.

      – Пасть закрой.

      «Что я делаю?»

      Кирилл спокойно смотрел на держащегося за ушибленную руку Петровича.

      «Что я делаю? Он же меня убьёт. Просто возьмёт и кончит прямо здесь. Ой, мамочки!»

      Лихорадочное мельтешение мыслей скрылось под расширяющимся пятном спокойствия, которое образовалось в голове Кирилла. Образовалось, и за считаные мгновения поглотило почти всё сознание.

      – Ах, ты, пи…, – Петрович отпустил пострадавшую ладонь. Снова размахнулся и ударил похожим на спелую дыню кулаком.

      Он пружинисто присел, уходя от колхозного размашистого удара старшего мастера. Кулак свистнул над головой. От молодецкого удара Петровича развернуло боком.

      Два удара – правой стопой под правое колено, потом под левое. Слоновьи ноги подогнулись, и грузная туша повалилась на пол.

      Подбитая гвоздями подошва сварочного ботинка, упёршаяся в грудь старшего мастера, прекратила словесную грязь и вопли боли, льющиеся из глотки.

      – Варежку завяжи и слушай.

      По-птичьи наклонив голову к правому плечу и сложа руки крестом на колене, он смотрел на Петровича.

      Он протянул руку, Петрович дёрнулся в ожидании удара и попытался отпрянуть, но стопа в грубом рабочем ботинке по-прежнему давила на грудь старшего мастера.

      – Кир… – Слабо проблеял старший мастер.

      – Как ты меня назвал?

      Рука замерла на полпути.

      – К-к-кир… Кирилл…

      – Кир-р-рилл.

      Он покатал имя с долгим р на языке.

      Нет. Оно ему не подходило. Может быть, телу, в котором он находился, и да, а ему точно нет. Вот только как его зовут, он не помнил. Пока не помнил. И он надеялся, что только пока. Что же, придётся какое-то время побыть безымянным.

      Рука продолжила движение и достала из нагрудного кармана спецовки пачку «Примы». Пальцы ловким, привычным щелчком выбил сигарету и отправили её в рот. Коробка с отравой полетела в угол. Из отделения для ручек он достал дешёвую китайскую зажигалку, прикурил и небрежным жестом отправил её вслед за куревом.

      С наслаждением затянувшись, он выпустил струю дыма прямо в вытаращенные глаза, лежащего на полу.

      – Экий ты скупердяй, Василий Петрович, при таких заработках такое дерьмо куришь.

      Он покачал головой и с видимым удовольствием, противоречившим словам, затянувшись, продолжил:

      – Мог бы что-нибудь поприличней курить, я не говорю про «Мальборо», но уж на «ЛМ» мог бы и раскошелиться.

      – Тебе, сопляк, это даром не пройдёт, – прохрипел Петрович.

      – Ну почему же даром, любезный Василий Петрович, сколько у тебя в сейфе, тысяч триста?

      «Что я несу?» – пискнул не охваченный морем спокойствия краешек сознания.

      Губы старшего мастера скривились, словно он хотел плюнуть в лицо нависшего над ним парня. Ещё недавно тихого и забитого, сносившего любые издёвки и придирки. А куда бы он делся, если приехал в огромный город из периферийного Мухосранска, а паспорт спокойно лежит в сейфе у Петровича. Ну и что же, что золотые руки по части механики. Вот пусть и пашет за гроши, и спасибо говорит, что угол дают, да на пиво и сигареты отстёгивают, ах, да он же не курит и не пьёт, каждую копейку матери отсылает.

      – Пошёл ты. – Непонятно с чего старший мастер вновь расхрабрился.

      – Пойду,