Шестая загадка. Яир Лапид

весь последний месяц там болталась.

      – Если похититель знает тебя в лицо, он просто исчезнет.

      На ее лице мелькнул страх, что она все испортила. Смотреть на это равнодушно было невозможно. Но я и не подумал ее успокаивать. Вместо этого подтянул к себе свой желтый блокнот с плотно исписанной прошлым вечером первой страницей.

      – Так. Теперь начнем с начала. Расскажи мне все, что помнишь со дня похищения, включая мелочи, которые кажутся тебе несущественными.

      Она заговорила. Поскольку ничего нового я не услышал, то сосредоточился не столько на смысле ее рассказа, сколько на его форме. Если я не ошибаюсь, такие голоса, как у нее, называются контральто или что-то в этом роде. Так или иначе от его низких бархатных звуков мой позвоночный столб готов был превратиться в желе. Спустя двадцать минут энергичного чирканья в блокноте я не сдвинулся с исходной точки ни на йоту.

      – А что ее отец?

      – Я же тебе уже говорила, что воспитываю ее одна.

      – Но он ведь существует? Он что, сбежал и не вернулся? Впал в депрессию и решил, что отцовство не для него?

      – Нет, просто он…

      Она искала подходящее слово на полу, в стыках керамической плитки, купленной мной на сезонной распродаже, которая последние пять лет без перерыва продолжается в тель-авивском порту.

      – …он здесь ни при чем.

      – Мне придется с ним побеседовать.

      – Я предупрежу его, что ты с ним свяжешься.

      3

      Воскресенье, 5 августа 2001, день

      Хамсин – сухой и жаркий ветер, наполненный песком и пылью, – поделил город на касты. Те, кто могут себе это позволить, сидели по домам, и улицами завладели отверженные. В соседнем дворе два румынских гастарбайтера поливали друг друга из шланга и смеялись. Не как дети, а как взрослые, которые знают, что ведут себя как дети. Мой «Бьюик-Сенчури» стоял в двадцати метрах от дома, но, пока я проделал этот путь, губы и глаза мне будто натерли наждаком.

      Через пятнадцать минут я приехал на улицу Шокен и припарковался у ларька с шаурмой, напротив редакции газеты «Гаарец». Возле ларька не было ни души, и я в знак солидарности с пролетариатом съел полторы порции с большим количеством картошки фри. Что мне особенно нравится в шаурме, так это то, что можно не беспокоиться насчет изжоги – она появляется сразу.

      Около двух часов дня я вошел в здание редакции и поднялся в почти безлюдный архив. Студенты, подбирающие материалы для дипломных работ, которые никто никогда не станет читать, уже разбрелись по домам, а журналисты, заглядывающие сюда в поисках информации, способной как минимум секунд на десять потрясти мир, еще не явились. Дежурный – молодой парень – сидел на складном стуле и читал компьютерный журнал. Он посмотрел на меня заговорщическим взглядом продавца секс-шопа. Я попросил его принести мне все статьи, касающиеся исчезновения детей.

      – На сколько по времени?

      – Часа на два-три. Зависит от количества статей.

      – Я имел в виду, на сколько времени назад?

      – Лет на десять.

      – Нужно будет оплатить каждую статью.

      – Я знаю.

      Первым,