Любовь и смерть. Русская готическая проза. Александр Грин

и атаману их опасности, другие, самые беззаботные, курили табак и играли в кости и карты; но самые заботливые рассуждали, как избыть беды и спасти атамана. Кони их были уже готовы в ближнем лесу; табором они не дорожили: тем, что было навьючено на конях, могли б они скупить все чумацкие обозы в Малороссии.

      – Вот вам честный еврей, который спрашивал у меня русских купцов над Эсманью, – сказал гайдамак, стороживший на большой дороге, ведя за собою Гершка, который кланялся, сложа руки на грудь и бросая недоверчивые взгляды.

      Как рой шмелей, гайдамаки сыпнули к нему со всех сторон.

      – Узнаешь ли меня, земляк? – сказал ему выкрест[40] Лемет. – Я хочу на тебе доказать благодарность свою тебе и всему бердичевскому еврейскому обществу. По милости вашей – я крестился, и по вашей же милости бедный Лейба теперь в честной компании.

      – Святые праотцы! – вскричал несчастный Гершко, предвидя участь, его ожидавшую, и разгадав, в какие сети завлек его коварный цыганенок.

      – Не до праотцев, а до нашего отца атамана! – закричали ему многие голоса. – Сказывай, злодей, что с ним сделалось?

      – Что хотите, честные господа! хоть замучьте меня – не знаю.

      – Запираться не время: мы сами не меньше тебя знаем, что ты продал Гаркушу поветовому начальству, что за ним разосланы поиски. Если ты не знаешь, где он теперь, – то для тебя ж хуже.

      – Как Бог свят, не знаю.

      – Ну, делать нечего, товарищи, – сказал гайдамак Несувид, занимавший должность атамана в его отсутствие, – приговаривайте, какую казнь положить ему за измену.

      – Прежде всего, – подхватил Лемет, – поджарить его, как тарань, на тихом огне и допросить, где он упрятал дорогие вещи, данные ему атаманом на продажу.

      – Досуг толковать о такой безделице, когда дело идет о жизни Гаркуши! Видно, ты и теперь еще такой же жид: у тебя всё для золота… Товарищи! к голосам.

      – Повесить его на осине: на ней и брат его Иуда повесился, – сказал один гайдамак.

      – Отдайте его мне, – перебил цыган Паливода, – я расплющу его молотом на наковальне глаже, чем он расплющивал медные кружки` для фальшивых червонцев.

      Злобный смех раздался во всей шайке; бедный Гершко был ни жив ни мертв: холодный пот проступал по всему его телу; все члены были в судорожной лихорадке.

      – Не лучше ли, – подал свой голос гайдамак Товпега, – кончить с ним без затей: Эсмань близко, жернов у нас есть… Пустим его греться по месяцу[41].

      Предложение принято, жернов прикачен и крепкою веревкою привязан к шее несчастного жида; его потащили к берегу и покатили за ним жернов. Тогда, вдруг вышед из бесчувствия и видя, что ни просьбы, ни слезы не помогут и не смягчат злодеев, закричал он жалким, пронзительным голосом, раздиравшим душу и возвещавшим последнее, отчаянное усилие существа, расстающегося с жизнию.

      Ветер разносил вопли еврея. Луна вышла из-за облак и в полном сиянии катилась по темно-синей тверди. В это время старец Питирим, инок П***ского монастыря,

40

Имя, которое в Украине дают крестившимся евреям. – Примеч. автора.

41

Народное поверье в Малороссии, что утопленники выходят в лунные ночи из воды и греются на лучах луны. Отсего луна в Малороссии называется у суеверных поселян – солнцем утопленников. – Примеч. автора.