Егор Летов: язык и мир. Опыт психолингвистического подхода к поэзии. Олеся Темиршина

а сами тела текут после смерти, которая в поэтическом мире Летова знаменует парадоксальную гармонию, связанную с нейтрализацией всех границ и снятием противопоставленности мира и человека. Именно поэтому корреляция смерти и текущего тела, есть во всех текстах, где встречается последний образ.

      Впервые эта связка возникает в стихотворении «Вспыхнуло в полночь…» (1985), где умерший «дедушка» «течет восвояси». В стихотворении «Царапал макушку бутылочный ноготь…», написанном позже, в 1993 г., снова появляется образ «текущих» предков, которые на этот раз названы «прадедами». «Прадеды» «славно сочатся» и сопрягаются с ручьями и реками («давали начала и прозвища рекам и ручьям», с. 329), что еще раз подчеркивает связь авторской семантики смерти с мотивом текущей воды.

      Наиболее яркое и целостное воплощение мотив текучего тела получил в знаменитой «Офелии». Приведем стихотворение полностью.

      Далекая Офелия смеялась во сне:

      Пузатый дрозд, мохнатый олень

      Привычно прошлогодний нарисованный снег

      Легко светло и весело хрустит на зубах

      Нарядная Офелия текла через край —

      Змеиный мед, малиновый яд

      Резиновый трамвайчик, оцинкованный май

      Просроченный билетик на повторный сеанс

      Влюбленная Офелия плыла себе вдаль

      Сияла ночь, звенела земля

      Стремительно спешили, никого не таясь

      Часы в свою нелепую смешную страну

      Послушная Офелия плыла на восток

      Чудесный плен, гранитный восторг

      Лимонная тропинка в апельсиновый лес

      Невидимый лифт на запредельный этаж

      Далекая Офелия смеялась во сне:

      Усталый бес, ракитовый куст

      Дареные лошадки разбрелись на заре

      На все четыре стороны – попробуй поймай.

      (с. 299)[39]

      «Офелия» – это уникальный текст, который во всей полноте репрезентирует семантический комплекс текучего тела. «Текущая» Офелия в первую очередь связывается с отсылкой к шекспировской прецедентной ситуации (Офелия, героиня трагедии «Гамлет», утонула). Однако мы убеждены, что дело здесь не столько в шекспировской трагедии, откуда берется имя героини, сколько в авторской семантике мотива течения ⁄ потока, о которой шла речь выше. Так, текучие тела, соотнесенные со смертью, встречаются в текстах, написанных до «Офелии» (см. выше), следовательно, семантическая связка – «текущее тело – смерть» появилась у Летова раньше самого имени. Шекспировский образ, давший название песне, в некотором роде вторичен, он просто удачно «лег» в уже существующие авторские смысловые координаты.

      Эти координаты, соотнесенные в первую очередь со спецификой пространства, проявляются в нарушении семантической сочетаемости: Офелия, не только «текущая», она и еще и «далекая» («Далекая Офелия смеялась во сне», с. 299). Семантика далекости, сопряженная с Офелией, возникает и во второй строфе

39

Реминисцентным источником этого текста, по-видимому, послужило одноименное стихотворение А. Рембо в переводе Б. Лифшица, совпадающее с летовской песней в ключевых образных деталях: олень (в переводе: «В лесу далеком крик: олень замедлил ход», у Летова – «мохнатый олень»), птица (в переводе «Она вспугнет гнездо, где встрепенется птица», у Летова – дрозд), звенящая песнь вселенной (в переводе «Песнь золотых светил звенит над ней, вверху», у Летова – «Сияла ночь, звенела земля»). Любопытно, что в оригинале, у Рембо, нет образа оленя – этот факт определенно указывает на перевод Лифшица как на источник текста Летова.