Помещик. Том 6. Граф. Михаил Ланцов

грамотку, – кивнул отец Дионисий на стол, где лежали несколько металлических контейнеров для свитков. – Ту, что справа.

      Андрей демонстративно надел кожаные перчатки. Осмотрел контейнер. Послушал его. И осторожно открыл крышку, держа этот импровизированный тубус на вытянутых руках. После чего вытряхнул содержимое на стол.

      – Что? Даже скорпиона не посадили? – несколько раздосадованно пробурчал воевода. – Может, хоть бумага отравлена?

      – Увы, – с усмешкой ответил задержанный.

      – Ну вот… А я так надеялся…

      С этими словами он так же осторожно развернул бумагу и, держа ее на вытянутых руках, начал читать, ибо текст весь оказался на нормальном русском языке – для XVI века, разумеется.

      И читал парень не вслух, не по слогам и даже не шевеля беззвучно губами. А лишь бегая глазами по строкам. Быстро. Что выдавало в нем человека ОЧЕНЬ начитанного. Ибо навык этот просто так не возникал, требуя огромного для той эпохи объема чтения. Практически недостижимого для абсолютного большинства грамотных.

      – Отец Дионисий, значит, – резюмировал Андрей, завершив читать и отложив свиток на стол. А потом осторожно снял перчатки, опасаясь ненароком тронуть ими лицо. Мало ли, яд там на самом деле есть. – Рассказывай.

      – Патриарх ищет примирения с твоим Государем.

      – А почему ты пришел ко мне?

      – Потому что ты корень всего того з… хм… всех тех событий, что произошли. И, как нам известно, имеешь на Государя немалое влияние.

      – Это не ответ, – покачал головой Андрей. – Такие вопросы тебе нужно не со мной обсуждать, а с Государем и Патриархом.

      – И все же меня отправили к тебе.

      – Это легко исправить. Видишь его, – указал Андрей на писца. – Он записывает наш разговор. После допроса я дополню эту грамотку описью найденного имущества и своими замечаниями. И отправлю тебя с этой писаниной в Москву. Дабы Государь сам решал, что с тобой делать. А отец Афанасий, – кивнул на священника Андрей, – это заверит и подтвердит.

      – Не хочешь, значит, разговаривать?

      – Не вижу смысла. К тому же я, если что, решением вашего Собора воплотившийся демон. Что ставит крест на любом диалоге.

      – Ради этого я и пришел. Мы сожалеем о том, что произошло. Но, сам понимаешь, мы люди подневольные.

      – Многие христианские святые на заре существования церкви не стеснялись идти против светской власти. И принимали мученическую смерть. А что же вы? Духу не хватает? Или вера ваша столь слаба, что вы боитесь предстать перед Создателем? Или, быть может, все эти разговоры о мучениках лишь байки?

      – Церковь земная наполнена людьми, а они не совершенны, – пожал плечами отец Дионисий.

      – Не просишь развязать руки?

      – Зачем? Ты явно мне не доверяешь и ожидаешь подвоха. Связанным я вызываю меньше раздражения.

      Андрей кивнул.

      Прошелся по помещению.

      Молча.

      Наконец, резко развернувшись, он порывисто произнес:

      – Все равно не понимаю, что ты от меня хочешь. О каком примирении может идти речь, если вы не принадлежите