Почтовая станция Ратсхоф. Приют контрабандиста. Евгений Рудашевский

отмечать подобные детали, но и бегать со всеми по виа Понтика к палатке «Рибко» тоже нравилось. Палатка была украшена громадным Флаундером из «Русалочки». Отстояв очередь, мы закупались всякой рыбой в панировке, и я брала крохотную цацу по два лева за сто граммов и более внушительный барбун за три пятьдесят.

      Мы ездили в Бургас и Черноморец, мотались с одного пляжа на другой, ужинать ходили в старый город, и Настя с тётей Викой надевали вечерние платья с замысловатой драпировкой. О сокровищах Смирнова я даже не вспоминала, а вечером третьего дня задержалась возле окна и увидела крапчатых чаек над окраиной Созополя. Они кружили вихрем, поднимались до самого неба, словно чаинки в стакане с размешанным чаем. Вихрь постепенно разбился на отдельные кольца, поредел, иссяк. Чайки разлетелись по городу, и я вдруг почувствовала, как истосковалась по приключениям.

      Вспомнила ночь, проведённую в подвале калининградской библиотеки. Вспомнила брошенную машину в Светлогорске и колючую проволоку на подступах к заливинскому маяку. Сердце застучало чаще, дыхание перехватило, и я твёрдо решила вернуться в лабиринт мертвеца, но добровольно отказываться от спокойного отдыха на море не захотела. Не забыла, как мне было плохо в Заливине, и побоялась, что в новых приключениях расшибленной попой не отделаюсь. Всё гадала, как бы напомнить Насте или Гаммеру об истинных причинах нашей поездки в Болгарию, и тут себя неожиданно проявил Глеб. После событий на маяке он не принимал лабиринт мертвеца всерьёз и в Болгарию полетел только за компанию с Настей. Видимых причин напрашиваться в захолустное Маджарово у него не было, но благодаря ему мы созвали заседание детективного отдела «Почтовой станции Ратсхоф» и договорились завтра же отправиться в Родопы.

      Глава вторая

      Фракийская автомагистраль

      Продвинуться по головоломке Смирнова нам помогла «Веда славян». Точнее, за нас тут продвинулись другие охотники за сокровищами. Они предположили, что строчка «обителью того, чей голос заставлял умолкнуть соловьиных птиц» указывает на Орфея, и процитировали на одном из форумов двенадцатую песню «Веды». В ней рассказывалось о рождении Орфея:

      Сама птица соловьиная лопалась от злости,

      Так завидовала дитю знаменитому.

      В древности жило немало сладкоголосых певцов, однако мы с Настей, Гаммером и Глебом не сомневались, что в головоломке речь идёт об Орфее, и ухватились за эту наводку. К тому же в «Веде» нашлась вторая подсказка:

      Девушка есть для тебя в лесной земле, в пещере,

      Мать её полюбила Златого солнца,

      Да и она светится, как солнце!

      Пещера, где она сидит, есть тёмная темница,

      Девушка ту пещеру освещает,

      Пещеру она и греет как девять солнц!

      Лесная земля, тёмная темница и девять