Песни Срединного За-Полярья. Дмитрий Шелест

следующий вопрос: если речь идёт о транспространственном сёрфинге, почему учёный говорит о нём, как о пределе Иного? Любой кропотливый исследователь отметит, что перемещение в различных полях Вселенной, даже столь необычное в Поздневековье, не предполагает существование иного мира. Весь Универсум – это целое, равное единице, и только косность и неразвитость людней предполагает надежду на иные пространства вне этого мира. Ответ приходит в следующих строках Инойка. «Стылые будни» представляют собой жизнь души в человеческом теле, когда отсутствие ограничений существует только в одном – в познании. А само инобытие, о котором пишет автор, являет собой дальнейшую жизнь человека, наделённого возможностями межпространственного проникновения. Здесь и кроется объяснение учёного, который не отделял возможность телепортации как навыка, доступного человеческому разуму, переросшему бренное тело, и движения по Пути Ангойяны, дарующею такую способность своим последователям.

      В последних строках Загор обозначает своё понимание сущности людней как энергетической субстанции, называемой ещё со времён Архаичных веков душой. Уход души, ведомой «звоном инобытия», оставляет тело наедине с миром как предмет, соотнесённый с ним. Субъектность личного присутствия намечена только там, где существует часть энергии Ангойяны. Отсутствие же субъекта там, откуда вышла душа, говорит лишь о существовании части мира в миру, как не инициированной части Тела Вселенной. Поэтому присутствие «Никто»[32] в организме без души, как элемента Всего подчёркивает, что экзистенциалом обладает только единица-личность, имеющая воплощение в виде энергетического импульса Ангойяны.

      XX

      Нет истин в бытие, есть правда мирозданья,

      Из века в век живущая во вне.

      Нет мира вне тебя, упрятанные знанья

      Сознанье оросят, как капли на стекле.

      Есть чувство где-то в нас, моралью сновидений

      Оно живёт не в такт, не попадая в лад

      С тем миром, что кружит беспечным вальсом те́ней,

      Души полёт прервёт и возвратит назад.

      Об избирательности восприятия, переключающегося с рассмотрением капель на стекле на изучение через них сада за окном, писал некий поздневековый правитель административного поинта Ника-Ра-Гуа Ортега, очевидно равняющийся на императора древнего царства М. Аврелия (Кротофф 2341).

      «Правда мирозданья» (за-полярский: Зеу Мичуна), согласно учению заполярских шаманов – единственный закон Ангойяны, описывающий все процессы во Вселенной. Человеку возможность постижения этого закона давалась благодаря развитию в себе способностей к «внутренней математике». Интуитивные попытки описать гармонию мира с помощью совершенства математики предпринимались ещё древневековыми пифагорейцами[33]. Ошибкой последних было то, что физическое пространство они постигали только «внешними исчислениями», что заложило на многие века ошибочную традицию использовать «цифры поверхностей» в ущерб позабытым «внутренним исчислениям» и «цифрам глубин».

      В

32

Добавлю, что в этом аспекте мне кажется не случайным упоминание о трёхголовом киноиде Цербере (Кербере). По некоторым данным, эти животные использовались для охраны точек перехода в иномирье, называемое в Цивилизации 2.0, Швами мира. При этом жуткому зверю не вменялось в обязанности останавливать всех, ищущих выход в иноземелье. Переход туда имели право осуществлять те, кто в своём личностном росте могли управлять энергиями Ангойяны. Остальные же являлись теми самыми «Никто», о которых писал Инойк в своих работах. Очевидно, что Церберы помимо экзотической внешности обладали каким-то специфическим чутьём, которое позволяло им отличать тех, кто способен перемещаться в Теле Ангойяны, и остальных Никто. Трёхголовые киноиды были уничтожены ещё в профанный период древневековых царств.

33

Пифагорейцы – странствующая раса древнеземцев, промышляющих гаданиями на абстрактных величинах, также известны как практики математической логики. По сей день являются экспертами по выживанию в условиях нестабильной геометрии.