Граф Монте-Кристо. Том 1. Александр Дюма

его, фиакр подъехал; Вильфор сказал адрес, бросился в карету и предался честолюбивым мечтам. Через десять минут он уже был у себя, велел подать лошадей через два часа и спросил завтрак.

      Он уже садился за стол, когда чья-то уверенная и сильная рука дернула звонок. Слуга пошел отворять, и Вильфор услышал голос, называвший его имя.

      «Кто может знать, что я в Париже?» – подумал помощник королевского прокурора.

      Слуга воротился.

      – Что там такое? – спросил Вильфор. – Кто звонил? Кто меня спрашивает?

      – Незнакомый господин и не хочет сказать своего имени.

      – Как? Не хочет сказать своего имени? А что ему нужно от меня?

      – Он хочет переговорить с вами.

      – Со мной?

      – Да.

      – Он назвал меня по имени?

      – Да.

      – А каков он собой?

      – Да человек лет пятидесяти.

      – Маленький? Высокий?

      – С вас ростом.

      – Брюнет или блондин?

      – Брюнет, темный брюнет; черные волосы, черные глаза, черные брови.

      – А одет? – с живостью спросил Вильфор. – Как он одет?

      – В синем сюртуке, застегнутом доверху, с лентой Почетного легиона.

      – Это он! – прошептал Вильфор, бледнея.

      – Черт возьми! – сказал, появляясь в дверях, человек, приметы которого мы описывали уже дважды. – Сколько церемоний! Или в Марселе сыновья имеют обыкновение заставлять отцов дожидаться в передней?

      – Отец! – вскричал Вильфор. – Так я не ошибся… Я так и думал, что это вы…

      – А если ты думал, что это я, – продолжал гость, ставя в угол палку и кладя шляпу на стул, – то позволь тебе сказать, милый Жерар, что с твоей стороны не очень-то любезно заставлять меня дожидаться.

      – Идите, Жермен, – сказал Вильфор.

      Слуга удалился с выражением явного удивления.

      XII. Отец и сын

      Господин Нуартье, – ибо это действительно был он, – следил глазами за слугою, пока дверь не закрылась за ним; потом, опасаясь, вероятно, чтобы слуга не стал подслушивать из передней, он снова приотворил дверь: предосторожность оказалась не лишней, и проворство, с которым Жермен ретировался, не оставляло сомнений, что и он не чужд пороку, погубившему наших праотцев. Тогда г-н Нуартье собственноручно затворил дверь из передней, потом запер на задвижку дверь в спальню и наконец подал руку Вильфору, глядевшему на него с изумлением.

      – Знаешь, Жерар, – сказал он сыну с улыбкой, истинный смысл которой трудно было определить, – нельзя сказать, чтобы ты был в восторге от встречи со мной.

      – Что вы, отец, я чрезвычайно рад; но я, признаться, так мало рассчитывал на ваше посещение, что оно меня несколько озадачило.

      – Но, мой друг, – продолжал г-н Нуартье, садясь в кресло, – я мог бы сказать вам то же самое. Как? Вы мне пишете, что ваша помолвка назначена в Марселе на двадцать восьмое февраля, а третьего марта вы в Париже?

      – Да, я здесь, – сказал Жерар, придвигаясь к г-ну Нуартье, – но вы на меня не сетуйте; я приехал сюда ради вас, и