От Стамбула до Парижа. Кэролайн Коури

сложно привыкнуть, зато можно добавлять столько воды, сколько тебе угодно.

      Следующий глоток пошел уже легче.

      – Так лучше? – спросил Оз.

      Я кивнула, и чем больше я пила арак, тем больше он мне нравился.

      По залу вдруг засуетились официанты, заполняя столы разными блюдами и пестрыми тарелками с овощами. Оз провел меня к столу, и мы сели на черный кожаный диван напротив зеркальной стены. Он стал объяснять мне, что лежит у меня на тарелке. Табуле – салат из мелко порубленной мяты и петрушки с помидорами, луком и булгуром; баба гануш – хумус из баклажанов и, наконец, киббех – начинка из говяжьего фарша и кедровых орехов, зажаренных в овальной форме во фритюре. Официанты подали горячие, воздушные питы; мы разламывали их и окунали в разные блюда.

      – Когда-нибудь такое пробовала? – спросил он.

      – Не-а. М‑м, – застонала я, пожевывая хрустящий лист салата с табуле. Я слизнула остатки лимонного сока с губ.

      Оз положил руку на спинку дивана.

      – Satein.

      Я проглотила то, что было у меня во рту.

      – Что это значит?

      – Арабы так говорят, когда у кого-то хороший аппетит.

      – Да это лучший ужин со времен Рождества у мамы!

      – И это только закуски.

      – Что? Я уже почти наелась!

      Оз цокнул языком и наклонил голову, приподняв брови.

      – Если перестанешь есть, они примут это за оскорбление. Так владелец ресторана говорит.

      – А, ну раз так, – я пожала плечами и нанизала салат фаттуш на вилку, взяв побольше помидоров и гренок. Арак шел легко, и я уже не обращала внимания на то, сколько раз мне подливали в стакан.

      Когда было покончено с основным блюдом – шиш-кебабом и рисом, – нам принесли турецкий кофе и сладости. Нас вдруг окутала тьма; луч прожектора высветил женщину с оголенным животом и украшением в пупке. Мягкие волны ее темных волос струились по обе стороны лица.

      Бедра женщины двигались в такт музыке, летящие складки красного платья развевались вместе с ней; музыка ускорилась. Я захлопала вместе с остальными, широко раскрыв рот от восхищения. Чувственность танца завораживала. Все веселились и смеялись; столики отодвинули к стенам, чтобы было больше свободного пространства. Когда музыка закончилась, танцовщица поклонилась и произнесла небольшую речь. Когда наши взгляды встретились, она подошла ко мне и протянула руку.

      Я посмотрела на Оза. Он пожал плечами и наклонился ко мне.

      – Она хочет научить тебя кое-каким движениям.

      – О боже, нет. Ни за что, – я замотала головой.

      – Мне кажется, отказываться будет грубо.

      Господи, да тут ни от чего нельзя отказываться! Гости стали медленно аплодировать. Началась новая песня. Ладно, я после этого вечера никого из этого зала больше никогда не увижу. Что я потеряю? Разве что свое достоинство и мой новый друг узнает, что из меня никудышная танцовщица.

      Я пожала плечами, глотнула арака и взялась за протянутую руку. Пришлось пройти через нескольких людей, чтобы выбраться из-за стола. Танцовщица встала позади меня, схватила меня за бедра руками с кучей