Я (не) верю себе. Как перестать быть заложником прошлого и смело идти по жизни. Екатерина Хломова

я готовилась писать эту книгу, я очень боялась использовать термины «психология жертвы», «жертвенность» и поначалу хотела как-то их смягчить, сгладить острые углы. Но в результате они все равно оказывались острыми и могли больно ранить. Как я ни старалась. Острыми – потому что иногда истина, которую мы вдруг начинаем осознавать, может больно колоть наше хрупкое самолюбие.

      Чтобы избежать этого, я, как писатель, хотела сделать слово «жертва» непонятно-заумным, используя термины «виктимность, виктимология» или романтично-символичным, например «синдром Золушки». А что? Красиво!

      У слова «жертва» все-таки весьма неприятная семантика, привкус и окрас. Согласны? Оно пугает, от него хочется отвернуться, сморщить нос, держаться подальше, либо, наоборот, оно пробуждает чувство жалости, желание спасать, что тоже несколько унизительно для человека. И уж точно не хочется себя причислять к «жертвам». Чтобы чуть ближе подойти к этому понятию и сформировать свое отношение к нему, я решила узнать, что за ним скрывается. Теперь немного исторической справки и символизма, чтобы разбавить странный привкус этого слова.

      Оно очень старое, в русском языке появилось аж в XI веке с распространением христианства. Слово «жертва» происходит от старославянского «жьрѫ» («творю жертву»). Вероятно, связано с жертвоприношениями во имя Бога.

      У древних славян «жру» («жьрѫ») использовалось в значении «жрать», то есть «поглощать». Слово «жертва» обозначает что-то пожираемое, уничтожаемое, гибнущее. То, что отдают или чего лишаются безвозвратно. Это самоотвержение или отвержение, отречение.

      Получается, что жертва – это нечто (человек или животное), что будет поглощено. И это очень точно отражает психологический смысл современного слова. «Жертва» – действительно тот, кого очень легко «сожрут»: люди, обстоятельства, общество и он сам в первую очередь.

      Кстати, «поглощение» – «жрать» – было изначально связано с древнерусским словом «живот», что в древности означало «жизнь». В старорусском языке живот и жизнь – одно и то же. Вот так в одном слове сплелись процветание и забвение. Так кому же решать: будем ли мы жить или будем поглощены? Станем ли жертвой обстоятельств, детства, авторитарных родителей, начальника? Будем ли «сожраны» социумом, мужем-тираном или станем победителями, героями, счастливыми авторами своей истории?

      Когда я думала о вас, мои читатели, буду с вами абсолютно честна, я опасалась, что термин «психология жертвы» отпугнет вас и помешает донести то, чем мне важно поделиться. И тут я вспомнила детскую песенку:

      Ну какой же тут секрет?

      Ведь такого не бывает:

      Жопа есть, а слова нет.

      Я смеялась от души. И вам предлагаю посмеяться вместе со мной, потому что без юмора трудно говорить о психологии жертвы. Очень уж это понятие тяжелое и вязкое. Жертва… Очевидно, никто по доброй воле не захочет примерять на себя это мрачное слово. Но я, как опытный психотерапевт, знаю, что глубокое отторжение, сильную негативную реакцию у нас может вызвать