Квазимодо на шпильках. Дарья Донцова

впала в состояние, близкое к трансу. За окнами мела ледяная вьюга, в кабинете было тепло, она, прикрытая шерстяным пледом, пригрелась, словно кошка на батарее. Семен Кузьмич монотонно бормотал о Гогене, в какой-то момент он наклонился к ней и спросил:

      – Вам все понятно, душа моя?

      Ирочка почувствовала запах мужского одеколона и трубочного табака. Она чуть не зарыдала, точно так пахло от ее погибшего папы, он тоже, как Семен Кузьмич, курил трубку. И еще, она иногда сидела вместе с отцом в одном кресле, и он объяснял ей плохо понятную геометрию.

      Огромным усилием воли девушка справилась с подступающими рыданиями и вдруг ощутила полный душевный покой, которого не испытала ни разу после гибели родителей.

      Когда Ира собралась уходить, профессор глянул на ее яркую коротенькую курточку и покачал головой.

      – Детка, вам не холодно?

      – Нормально, – шмыгнула носом она.

      – Надо купить теплое пальто, – не успокаивался Семен Кузьмич.

      – Скоро весна, – отмахнулась Ира.

      Внезапно профессор открыл шкаф и вытащил серую норковую шубку.

      – Вот, надевайте.

      – Что вы! – шарахнулась она.

      – Дружочек, – вздохнул Семен Кузьмич, – это манто принадлежало моей жене, Розалии Львовне. У меня рука не поднимается вынести ее вещи из дома, хотя супруга скончалась несколько лет назад. Шуба никому не нужна, Розалия Львовна была бы очень довольна, узнав, что она досталась вам. Пожалуйста, не конфузьтесь.

      Уже стоя в дверях, Ирочка спросила:

      – Можно прийти в субботу? Я вам квартиру уберу.

      – Что вы, ангел мой, не надо.

      – И вы мне альбом до конца не показали.

      – Конечно, дружочек, – оживился Семен Кузьмич, – буду рад.

      Ира спустилась на первый этаж, села на подоконник и, прижавшись лбом к грязному стеклу, тихо заплакала. От шубы пахло нафталином, а в одном из карманов обнаружилась зажигалка, очевидно, жена профессора тоже курила.

      С тех пор Ирина стала бегать к Семену Кузьмичу. Сначала раз в неделю, потом два, затем три, наконец – каждый день.

      Веня только недоумевал:

      – Какого черта тебе этот старик нужен? Будь он помоложе, я ревновать бы начал!

      Ира отшучивалась. Она не хотела объяснять Вене, что рядом с Семеном Кузьмичом чувствует себя девочкой при папе, защищенной от всех бед и горестей. И потом, признающийся ей в любви Веня постоянно жалуется на безденежье и не пытается зарабатывать. Любовника совершенно не беспокоит, есть ли у Иры зимние сапоги и где она возьмет деньги, чтобы купить продуктов им на ужин. А Семен Кузьмич, несмотря на возраст, читает лекции в трех вузах. А еще он отвел Иришку в обувной магазин и велел:

      – Душа моя, ну-ка выбери приличную теплую обувь, нельзя по холоду

      в туфлях бегать. Только, умоляю, не покупай вон те, на каблуках, поскользнешься и сломаешь ноги.

      Именно эту фразу сказал бы, будь он жив, Ирочкин отец. И ей вдруг пришло в голову, что в целом мире есть только один человек, которого интересует, не промочила ли она ноги, это Семен Кузьмич.

      В апреле профессор заболел,