Развод. Чужой ребенок. Лила Каттен

так же.

      Он показал себя отличным отцом с нашей девочкой, поэтому я не могла ничего иного ждать к дочери своей сестры-близнеца.

      То время потери было сложным. Герман с Инной имели ту самую связь, которая сложнее и непонятнее нам. Но она определенно существует. И моему мужу пришлось тяжело без своего фактически второго «я».

      Я знаю Германа двадцать лет, из которых девятнадцать как своего мужа, поэтому я могу сказать, как мы тяжело переносили смерть Инны. Боль утраты была схожа с паутиной, оплетшей всю семью. Но постепенно путы стали спадать. Теперь мы были родителями сразу двух детей с разницей в возрасте в восемь лет. И мы справлялись каждый божий день. Шаг за шагом, как семья.

      Я прохожу по заднему двору, нашего дома и вижу, что единственная кому не особо интересен праздник – это Оксана.

      Подхожу ближе и сажусь рядом на пластиковый стул.

      – Как дела?

      Она отрывается от телефона, в котором все это время была потеряна и смотрит вокруг.

      – Нормально. А у тебя?

      – Совсем не интересно?

      – Мам, когда мне было восемь, я гарцевала как Верка.

      – А сейчас тебе семнадцать и можно не веселиться?

      – Ну ма, – закатывает глаза.

      – Я просто не хочу, чтобы вся твоя жизнь заключалась в этом экранчике, – указываю на ее телефон.

      – Я общалась по поводу экзов с девчонками.

      – Экзов?

      Она снова закатывает глаза, и мы вместе улыбаемся.

      – Нужно было и Олю позвать сюда.

      – Она дома с мелким, ее мама уехала встречать подругу.

      – И все же, ты бы обратила внимание на праздник. Ну а если тебе интересно, то я точно не отказалась от помощи.

      – Я тебя услышала. Сейчас помогу.

      – Благодарю. Папу не видела?

      – Они с бабушкой пошли в дом.

      – Хорошо. Ты можешь заменить салфетки и убрать пустые тарелки.

      Встаю и ухожу в сторону дверей, которые ведут в гостиную. Я люблю этот дом. Мы переехали сюда сразу после того, как оформили Веру в нашу семью и ни разу не пожалели.

      В доме абсолютная тишина, которая меня смущает.

      Я была уверена, что Герман пошел со своей мамой за подарком. Но судя по тому, что я не слышу ни звука они… На самом деле, даже понятия не имею, что они могут делать. Разве что их тут просто нет.

      Но я все равно иду по холлу между кухней и гостиной. А дойдя до коридора, из которого идут двери в спальни, в том числе и нашу понимаю, что они оба в главной.

      Сама тишина заставляет двигаться тихо, хотя я не нахожу в этом причины. Однако подойдя к двери, я начинаю зачем-то прислушиваться и то, что долетает до меня, пронзает насквозь ржавой стрелой мое доверчивое сердце и не оставляет шанса на выживание.

      – Не дай бог, если Мила узнает правду рождения Веры, – со вздохом произносит свекровь.

      – Именно поэтому ты будешь продолжать молчать, мама, – резко отвечает ей мой Герман.

      – Буду, – снова протяжной вздох. – Но правду все равно не утаишь. Она твоя дочь и если Мила узнает…

      – Три года как-то удавалось скрывать и еще столько же смогу. Моя жена не узнает, что Вера мне родная дочь, а сестре была лишь племянницей, об этом знаем только мы двое и все.

      Не выдержав, я толкаю дверь обнародовав себя и пригвождаю обоих людей, ведущих свою мерзкую беседу своим взглядом.

      – Что ты сказал, Герман? – вопрос слетает с моих губ, а сзади внезапно появляется Вера.

      – Мама?

      Я оборачиваюсь и неожиданно для себя, не чувствую к ней ничего. Абсолютно ничего. Только боль, растекающуюся в моей груди.

      Глава 1

9,5 лет назад

      Герман

      Просыпаюсь посреди ночи и не сразу понимаю, что меня разбудило. Затем чувствую, как рядом со мной мечется в ночном кошмаре моя жена, начинает всхлипывать.

      Развернувшись к ней лицом, я обхватываю ее руками и, прижав к себе, удерживаю тело, которое норовит вырваться. Ее дыхание становится прерывистым.

      – Ш-ш-ш… тише родная. Тише… просто кошмар. Просто сон, слышишь?

      Она расслабляется и еще раз всхлипнув обнимает меня, переплетая свои ноги и руки с моими. Так, что не остается понимания, где заканчиваюсь я и начинается она.

      Мила становится все тише и тише, пока не успокаивается окончательно. Сейчас она уже обнимает меня осознанно и ищет поддержки.

      – Это был такой странный сон, – говорит надломлено, еле слышно.

      – Ты можешь мне его рассказать? – глажу ее по голове своей ладонью, успокаивая.

      – Нет… Не было четкой картинки. Просто хаос, но одно постоянное чувство страха. Это ужасно жутко.

      Сильней обнимаю ее и целую в висок.

      – Это уже третью ночь подряд, Мил, – напоминаю ей мягко.

      – Знаю, –