Без происшествий. Борис Бужор

успели уйти. Вы прячете добычу под перевернутый дуршлаг, и как раз вовремя – появляется старшина.

      – Где эти? – имеются в виду повара.

      – Не знаю, товарищ старший прапорщик, – притворно вздыхает Степа. Старшина принимается за тебя:

      – Что скрючился?

      – Не могу знать, товарищ старший прапорщик, спина, наверно, болит.

      Старшина сверлит тебя взглядом.

      – Ты-то хоть полудурком не будь, мне вон того красавца за глаза хватает, – кивает он в сторону Зоги. Зоги теребит закатанный рукав, пытается улыбнуться.

      – Не лыбься, глядишь, и за умного сойдешь.

      В дверях возникает один из поваров, весь в белом, как привидение. Старшина заводится с пол-оборота и начинает орать:

      – Ты где шляешься, дебил?

      Он хватает повара за шкирку и уводит на кухню. Оттуда сразу же доносится звон и грохот, на кафельный пол летит посуда.

      – Нехороший ты человек, Косой, – тянет Степа с характерным акцентом. – Злой, как собака.

      Старшина разоряется. Он вопит что-то о порядке, кастрюлях и сале. Шум усиливается. Надо поскорее сматываться. Картошка вроде дочищена, остается прибраться.

      – Давай, Зоги, убери тут, а мы пойдем, а то подшиться не успеем – ты открываешь шкафчик, чтобы забрать бушлат. Зоги ноет, дескать, он тоже не подшитый, полы мыть не будет, сами мойте.

      – Вымоешь раковину, а на полы мы сейчас кого-нибудь пришлем, – Степа достает из-под дуршлага спрятанное сало.

      Вы выскакиваете на улицу, на ходу, не попадая в рукава, натягиваете бушлаты, ныряете за овощной склад.

      – Ну что, так заточим, без хлеба, или подождем чуток? – спрашивает Степа.

      На крыльцо выходит Горелый, смотрит по сторонам. Заметив вас – ты легонько свистишь, подзывая его, – Горелый, озираясь, трусИт к складу.

      – Принес?

      Он утвердительно кивает, сует вам два куска черного хлеба и торопится обратно.

      Вы садитесь на холодную плиту и начинаете священнодействовать. Аккуратно разламываете хлеб. На одну половинку кладете колесико масла, затем – кусочек сала, сверху накрываете все это дело оставшимся хлебом. Жмурясь от удовольствия, ме-е-едленно-медленно жуете. Сало тянется, как ириска.

      Степа шарит в вентиляционной трубе склада и выуживает оттуда печенье.

      – Шоколадное, – с гордостью заявляет он.

      – Ничего себе. Где ты это откопал?

      – А, еще с той посылки запрятал. Угощайся, – Степа протягивает тебе печенюшку.

      – Спасибо.

      Ты, продолжая жевать сало, набиваешь рот печеньем. Вкуснотища – язык проглотишь. Вы по-братски делите остатки – ты откладываешь пару печеньиц для Кваса, Степа – для Зоги.

      В казарме ты бросаешь беглый взгляд на свою кровать – заправлена по всем правилам, одеяло кантиком. Ты сворачиваешь в бытовку, снимаешь китель, смотришь на часы. Решаешь подшиться. В умывальной комнате – никого. Народ уже разошелся, кто-то забыл бритвенный станок на раковине.