Заплатить за все. Мария Зайцева

что имею право узнать твои дальнейшие планы, Владимир Петрович, – без прелюдии начинает прокурор, сверля Горелого острым взглядом потомственного чекиста.

      – Имеешь, – кивает Горелый, – у меня бизнес. Надо работать.

      – Ты же понимаешь, что я буду вынужден… Присматривать? – спокойно предупреждает прокурор, – Алла – моя единственная дочь. Самый младший ребенок. Я не позволю даже малейшего дискомфорта для нее. Твой сын, насколько я сумел убедиться, похож на тебя только внешне. И слава богу.

      “Не только, – хочется сказать Горелому, – ты даже не представляешь, насколько похож. Насколько он – Горелов”…

      Но Горелый молчит. Кивает.

      – И я тебя сразу предупреждаю, – продолжает прокурор, – если увижу, что ты… То приму меры. Пока ты сидел, было спокойно. Твой сын работает, вполне способен обеспечивать мою дочь. И я их без помощи не оставлю, конечно же… Но даже упоминания никакого криминала не позволю.

      Горелый кивает.

      Нормальная схема.

      Он, собственно, и не планировал возврата. Он вообще в последние пять лет, перед тем, как влететь, был самым законопослушным чуваком, какого только можно было представить. И сидел не за свежие подвиги, а за давние. Те, что раскопала эта… Эта…

      Горелый привычно стискивает зубы, перебарывая злобу.

      Не сейчас. Не сейчас.

      – Я хочу, чтоб между нами не было недопонимания, – завершает прокурор, – и обид. Я буду защищать свою семью всеми доступными способами. А твой сын теперь – это тоже моя семья.

      “Мой сын – это МОЯ семья!”, – хочется рявкнуть Горелому, но он привычно молчит. И смотрит.

      Прекрасно зная, что взгляд его прошибает и самых крепких мужиков, заставляя нервничать. Но или прокурор вообще безбашенный придурок, или нереально крепкий мужик, но в лице у него никаких изменений не происходит. И в фигуре тоже. Он не напрягается, не настораживается. Отвечает спокойным, уверенным взглядом.

      И Горелый отступает, неожиданно для себя. Не то, чтоб сдался, но… Но он всегда уважал силу духа. У отца такая была.

      Если что решил, хер сдвинешь.

      Он ведь при смерти был, но сына видеть не захотел…

      – Я рад, что мы достигли взаимопонимания, – спокойно комментирует ситуацию прокурор, – а теперь давай вернемся к гостям. Кстати, ты в городе остаешься? Или в столицу?

      – Я пока отдохнуть хочу… – неопределенно отвечает Горелый, – в деревню поеду… Рыбалка, там, охота…

      Прокурор смотрит на него испытующе, пытаясь понять, что тот задумал.

      Но Горелый не палится, смотрит равнодушно.

      И прокурор, момедлив, кивает.

      В самом деле, логично же… После отсидки отдохнуть на природе…

      В зале Горелый ловит внимательный взгляд сына, неопределенно дергает углом губ. Тоже мне, переживатель какой…

      Совсем не доверяет, что ли? Или думает, что он, Горелый, вообще без башки и устроит тут разборки, сломав сыну отношения в будущей семье?

      Горелый выходит на крыльцо, с удовольствием затягивается сигаретой, вдыхает летний вечер.

      Завтра он