Девичий паровозик. Григорий Жадько

Мы лежали и думали, что находимся в царстве небесном. Эта вселенная органзы, тончайшей тюли, кружев и прозрачного шелка это конечно вход в рай. И я в него зашел. И мы вместе в него зашли, очутились в другом мире. Небесный свет излился сверху. Все так чудесно и необыкновенно в нем, этом нашем раю наслаждений и удовольствий. Надо просто лежать и не уходить. Лежать и не уходить.

      – Моя Мария Александровна! Моя!

      Она смотрела в потолок, с просветленным лицом и молчала, потом задумчиво сказала:

      – А чья ж еще. Уж теперь то точно.

      – Маша. Милая Маша!

      – Да! Я здесь.

      – Вы далеко?

      – Не очень.

      – Мне уходить?

      – А ты как думаешь!?

      – Мы уже на ТЫ?

      – А что сейчас было? Этого недостаточно?

      – Это случилось чудо!

      – Чудо?

      – Было чудо чудесное, и ангелы слетели с небес.

      – Еще что?

      – Рай на земле он был здесь и сегодня.

      Она прижалась к моей щеке.

      – Мне тоже было очень хорошо! Очень!!!. Очень!!! И это правда! Я клянусь всем святым! Меня тоже посетили ангелы, ты очень правильно сказал. Я даже слышала звон в ушах или колокольный звон как звонят на Пасху или когда тройка мчится понукаемая лихачом.

      Мы помолчали. Говорить ни о чем не хотелось. Зачем слова пустая оболочка. Мы просто были счастливы.

      – Пора! – Она виновато улыбнулась.– Подожди меня у ограды.

      – Еще погуляем?

      – Чуть-чуть провожу тебя. Ты не против?

      Я, сделав скучающий вид, незамеченный покинул номер.

      На улице посвежело. Легли длинные вечерние тени. С внешней стороны ограды прошуршала пролетка на резиновом ходу. В тени верха не видно было пассажиров, только слышался сдавленный женский смех. Желтая каменная арка была почти метровой толщины и украшена белой лепниной и названием с вензелями «Пансионат М. И. Пильц.».

      Ждать долго не пришлось. Маша пришла торопливой походкой. На ней был легкий свитер, и черный плащ с объемным капюшоном. Мы сбавили ход, и пошли у самого леса без дороги, так как по ней еще проходили редкие парочки и небольшие кампании. Капюшон скрывал ее лицо. Лес по берегам был неплотный и преимущественно состоял из сосны, но попадались и береза, ольха, осина. У самого уреза воды царствовала ива. По дороге я насобирал большой кулек сосновых шишек для самовара. Маша старательно помогала мне.

      Мы вышли к пристани Миллера – деревянному огороженному молу, который покоился на отсыпке из крупных камней. Он далеко уходил в море, превращаясь в неширокую ленту. Гнутые гусаки фонарей и пара складских строений, оживляли его монотонность. Рельсы узкоколейки, проложенные по нему, сливались в нитку и уходили, в мутное небо. «Может это и есть наша дорога в Рай?» – подумал я тогда.– «Или мы оттуда пришли».

      – Дальше пойдешь один.– Сказала Маша.– Только давай посидим немножко.

      Мы присели на поваленный ствол с отгнившими