Вождь чернокожих. Алексей Птица

тяжести ранений.

      В итоге, к нашему строю, ощетинившемуся копьями и щитами, добежало только десять, остальные либо выли из ям, либо выли на земле, корчась от боли, доставляемой воткнутыми стрелами.

      Но преимущества мы, всё же, не смогли получить. Нас было семь, их десять. У нас были щиты, у них хорошие копья и топоры. Они были больше по телосложению, мы были хлипче, но зато, тренированные, и это был паритет, но мы и так сделали всё, что могли.

      – Потому что мы БАНДА, – закричал я.

      – Ваалон, – закричали остальные, и мы сцепились во встречной атаке.

      Отбив щитом копьё, я всадил своё в грудь нападающего воина. Не став его вытаскивать, выхватил хопеш и раздробил голову другому. Отбил ещё одно копьё и проломил грудную клетку третьему воину.

      Следующим оказался предводитель отряда, мощный и уже немолодой негр, с жестокими чёрными глазами и налитыми кровью белками глаз. Швырнув копьё, которое пробило мой щит насквозь и застряло в нём, он выхватил боевой топор и бросился на меня, осыпая ударами мой щит, который я был вынужден отбросить.

      – Банда, – орал он, поставив меня в тупик. А что же тогда должен был орать я?

      – Хурра, – завопил я и, в свою очередь, стал бить его. Воздух тяжело свистел от проносившихся мимо нас ударов топором и хопешем. Мы оба танцевали замысловатый танец смерти, пытаясь угадать движение соперника и, предвосхищая его, нанести удар, который мог оказаться решающим.

      Все остальные замерли, бросив сражаться между собой и наблюдая, чем закончится наша битва и, соответственно, чья это будет победа. Я не обольщался, пропустив удар, я буду повержен, и меня тут же добьют, а потом торжественно съедят.

      Эта последняя мысль неожиданно придала мне дополнительных сил и ненависти к врагу, позволяя убыстрить движения. Немолодой воин уже не успевал за мной, несмотря на своё мощное телосложение, и пропустил первый удар.

      Мой хопеш впился ему в левое плечо, раздробив его. Покачнувшись назад, воин застыл и обломок белой кости, прорвав кожу и мясо, вызвал целый поток кровотечения, но жалеть врага мне было некогда, и я нанёс следующий удар, по его грудной клетке.

      От удара, пробившего грудь, могучий воин покачнулся и упал на спину, громко хрипя пузырьками крови, выступившими на его губах.

      – Хрррргрр, – завопили мои воины и бросились на неудачников, а те, побросав мешавшее им оружие, стали убегать с поля боя, оставляя своих раненых товарищей, но умудрились подхватить ещё живого толстяка и утащить его с собой.

      Из всего отряда нападающих осталось пять выживших воинов, с вождём, посмевшим обвинить меня в чёрной лжи.

      – «Да отсохнет его лживый чёрный язык, этого сына скунса и пустынного скорпиона. Да будет вечно мучиться в саванне его чёрная душа», – проорал я и приступил к осмотру трофеев, выпавших из бежавших воинов.

       Трофеи были, несомненно, богатые, и составляли двадцать неплохих копий. Одно очень хорошее, которое я забрал у трупа убитого мною вождя и оставил себе. Боевой топор предводителя