Радужная Топь. Дарья Зарубина

потупилась. Как батюшка велел. Батюшке виднее, как с Черным Владом разговор вести.

      – Учти, у меня слава дурная, – шепнул князь. – Всякое говорят. И о тебе говорить станут. Но земля моя в порядке. Люди живут на ней в достатке. И сам я без надобности зла не сделаю. Потому не бойся. По доброй воле за меня идешь – стерпится новая жизнь. Буду тебе верен, ласков буду. Коли сама другого не захочешь. Мое слово дорогого стоит. Нужно ли тебе оно?

      – Благодарю, – стараясь не выдать дрожь в голосе, откликнулась Эля. – Слова твоего мне не надобно. Ты князь, под твоей рукой много земли и людей множество. К чему мне связывать твои руки словом. Доверяюсь тебе и надеюсь на доверие.

      – Но учти, княжна. – Влад склонился к самому уху Эльжбеты. – Цена у моего доверия высока. Заплатишь?

      Элька кивнула, надеясь, что князь перестанет пытать ее холодным внимательным взглядом. Тем временем Казимеж, вновь опустошив кубок, уронил голову между блюдами. Заснул князь. Лихо придумал: оставил невесту наедине с женихом. Проходимка обнюхал руку хозяина, смекнул, что подачки кончились, и переместился поближе к княжне, но Элька велела псу убираться. Казимеж забормотал что-то, должно быть, недовольный изгнанием Прохи, только головы поднять был уже не в силах.

      Эльжбета почувствовала себя преданной. Взгляд князя Влада, цепкий, жестокий, паутиной стягивал плечи, заставляя с силой вбирать в грудь воздух. Пожалуй, поклялась бы Элька, что не колдовал князь, – не чувствовала вокруг себя магии. Да только где ей, простой золотнице, стоять против высшего мага. Он всю душу прочитает, а она и не заметит. Так уж заведено от начала времен – каждый чувствует лишь силу ниже себя. Хорошо, мануса по рукам угадаешь. Как будет силу в ладонь гнать, так хоть чуть, да заслонишься. А как словника и высшего мага распознать? Говорит, в глаза смотрит, а ты уж и делаешь все, как он приказывает.

      – Возьми, – шепнул Владислав.

      И Эльжбета, словно зачарованная, приняла из его руки тонкий нож с усыпанной рубинами рукоятью. Хоть и костяной, привычный. Не носят истиннорожденные при себе стали. Ее сила не любит. Но чужой нож. Таких в здешних краях не встретить.

      Вынырнуло из темной тучи, из затуманенной памяти: чужая земля, страшные существа, отринувшие матушку-Землю, демоны, продающие душу ветру. Рубиновые капли крови.

      – Режь гербы, – князь указал рукой на спящего Казимежа, которого слуга заботливо укрыл плащом, так что над столом виднелась только россыпь седых волос да черная груда с княжьим лисом.

      Повинуясь его тихому, обволакивающему голосу, Эльжбета оправила платье, собираясь встать. И только в последнее мгновение словно вспыхнуло перед глазами видение: дрогнувший нож, желтый, как зуб старого волка, входит глубже, под вышитую ткань, в плоть, устремляется к сердцу. Рубины. Рубины повсюду.

      – Не стану! – отшатнувшись, вскрикнула Элька, разжимая руку. Тонкий чужеземный нож выпал. Покатился по полу.

      Князь запрокинул голову и захохотал, хлопнув ладонью по столу.

      – Ты хорошая дочь, – смеясь,