Эхо-сигнал. Дмитрий Александрович Токаренко

стал пытаться отогнать это ощущение, смотрел в окно, дышал глубже, но, одержимый этими тщетными попытками, уже не смог встать и пойти на улицу, не мог вспомнить ни одной сегодняшней радостной мысли. Тёплый ветерок забрал своё и теперь лишь создавал ощущение духоты и не давал тяжёлым думам уйти.

      Он чувствовал нарастающую тяжесть внутри, и у этой тяжести было лицо, высеченное из чёрного камня. На этом лице просматривались все печали и тяжёлые думы Воли, и они, воплотившись в камне, уже никуда не уходили. Размыть их со временем мог лишь вялый поток мыслей, большинство из которых были порождением этой самой тяжести.

      Подняв глаза, Воля увидел на балконе дома напротив своего друга с утренней сигаретой. Друг выглядел по-утреннему помятым и несколько сдвинутым относительно остальной реальности в своё измерение, но тем не менее довольным всем происходящим.

      Взяв сигарету в зубы, он изобразил рукой шагающего человечка и сделал вопросительное движение головой, приглашая Волю пройтись по улице. Воля, запланировавший эту прогулку заранее, согласился, хотя и не отдавал уже себе отчёта в происходящем и не в силах был адекватно оценить, принесла бы эта прогулка ему хоть какое-то удовольствие или нет.

      Встретившись на улице, они поздоровались, но слов для начала разговора Воля найти не мог. "Удовольствие от жизни" в его голове уже превратилось в напыщенную фразу, и говорить о таком теперь было бы лицемерно.

      – Вот думаешь, что покуришь, и придет состояние думать о чём-то интересном, но делаешь это и просто дальше думаешь, что оно придёт. – сказал друг и некоторое время смотрел на Волю в ожидании его реакции. Воля путался в своих мыслях и промолчал.

      Молчание это было не обычным дружеским, а очень неловким. Воля не находил себе места ни на этой залитой красивым светом улице среди красивых людей и своего друга, ни у себя в голове.

      Его спасло осознание того, что он не жалел об утраченной радости, ведь он знал, что эта радость в том виде, в котором она существовала, уйдёт навсегда, оставив после себя только мягкую дымку, какую оставляют все приятные воспоминания. От этого осознания печаль его просветилась и перестала быть таким бременем.

      Друг был несколько разочарован прогулкой. Перед прощанием он было взглянул на Волю укоризненным взглядом, и встретил печальные глаза, полные надежды и умиротворения. Воля выглядел как шкодливый, но одухотворённый ребёнок. Он плавал где-то в глубинах своего сознания, и возвращаться на поверхность пока не собирался. Молчание перестало быть томным, друг дал Воле время побыть в себе и крепко пожал ему руку.

      Вечер Воля провёл в постели, глядя в потолок. Тоска утомила его больше, чем голод и жара. Эта истома не дала ему страдать так же ярко, как днём, дымка утренней неги снова дала о себе знать и нежно скользила по телу. Поглотив ещё один бутерброд, Воля заснул с чувством того, что день прошёл хорошо и добротно, и всё это просто стоило пережить.

      Во сне, как и в жизни, он снова не знал себя. Ему виделось