Измена. В его власти. Софи Вирго

а мне в грудь словно что-то острое вонзили.

      Дышать становится трудно. Пытаюсь оттянуть и без того глубокий вырез платья, чтобы прогнать чувство удушья, но не помогает. Меня обдает волной жара, пульс стучит в ушах от понимания, эти двое сейчас выбирают имя ребенку.

      ИХ ребенку.

      Ноги сами несут меня к спальне, откуда раздаются голоса. Любовники продолжают свой разговор, медленно разрушая мой мир, мою жизнь. А счастье ведь было так близко.

      – Тогда уж лучше Денис. Хотя бы дерзко звучит, – открываю дверь и застываю на месте.

      Мирон нежно гладит голый, слегка округлый женский животик. Они смотрят на меня без страха. Они меня ждали. Им совершенно плевать, что я застала их обнаженными в супружеской спальне. В НАШЕЙ с Мироном спальне.

      В глазах коллеги мужа, которая давала мне советы, как сохранить любовь на былом уровне на каждом корпоративе, чтобы его никто не увел, читается триумф.

      «Ну, что, съела? Я же говорила, уведут, если будешь такой, какой он хочет. Теперь он мой, а ты – никто»

      Вот что в ее глазах. Муж целует ее в щеку и шепчет что-то на ушко, отчего на ее лице расцветает еще более самодовольная улыба.

      – Ты вовремя, Алён, – с легким пренебрежением говорит муж, поднимаясь с постели и не стесняясь собственной наготы, выволакивает меня в коридор, больно схватив за плечо.

      Я плетусь за ним, не веря в происходящее. Нет. Я просто уснула на светофоре и мне снится самый страшный кошмар. Это нереально. Этого просто не может быть.

      – Вот. Подписывай на каждой странице, – остановившись около комода в прихожей, дает в руки бумаги и ручку.

      Перед глазами все плывет. Смотрю на листы, и ничего не вижу. Руки дрожат, потому что мне страшно от происходящего. Сегодня ведь самый счастливый день в нашей жизни. За что, Господи?

      – Мирон… – шепчу, потому что на большее не способна.

      – Что, Мирон? Подписывай говорю, – сам кладет бумаги на комод и, впихнув ручку в мои пальцы, подносит руку к нужному месту.

      – Что это?

      – Это документы на развод, Алён. Все, надоело. У меня есть семья, а пустоцвет, позорящий мое имя, мне не нужен.

      – Мирон, но я… но мы ведь, – на глаза наворачиваются слезы и голос дрожит.

      Мне бы дать ему пощечину со всей силы, так, чтобы ладошка загорелась. Крикнуть, какой он негодяй и подлец. Но вместо этого, смотрю на того, с кем мы клялись друг другу в вечной любви, быть вместе и в горе, и в радости, в болезни и в здравии, и понимаю, он все для себя решил.

      – Ставь подписи и убирайся отсюда, Алён. Не трепи мне нервы. Вот уже где мне твои жалостливые глазки и истерики на пустом месте, – показывает ладонью поперек шеи, и слезы все же текут из глаз.

      Вот что для него наша семья – мои истерики.

      – Машину можешь себе оставить. Все. Давай без слез и соплей. Будь взрослой и умной девочкой. Уйди гордо.

      – Милый, а как тебе Давид? Нашему сыну должно подойти. Давид Миронович Ластов, – из спальни, укутанная в легкое одеяло, выходит женщина.

      – Агат,