Серебряная отмычка. Светлана Ивановна Черных

громко сглотнул, вытянул небритую шею и проведя костяшками пальцев по кадыку выдавил из себя:

      – Ню-ню! – и бегом помчался на своих коротеньких толстых ножках в лазарет. Да так быстро, что долговязый Мерин едва за ним поспевал. Подбежав к койке, на которой метался от нестерпимой боли раненый Клоп, Бирюк сдернул с него серую застиранную простыню и присел рядом с тщедушным телом зека, которое напоминало один большой синяк из-за множества татуировок. Безобразный вид искалеченной конечности Клопа, не смутил «хозяина» колонии и не вызвал никаких отрицательных эмоций. Напротив, любой психиатр, заметил бы на лице Бирюка следы приятого возбуждения. Его узкий лоб покрылся испариной, а пухлые губы налились нездоровым малиновым цветом, которые он вытянул в трубочку:

      – Ну, что, болезный, за какие ты там бриллианты базаришь? Только не вздумай мне гнать пургу, а то мигом отъедешь в деревянном макинтоше на ближайший погост для своих корешей, – медленно и четко говорил Бирюк, а сам с силой давил своим грязным пальцем в грудь Клопа. Маленькое тельце зека вздрогнуло, глаза слегка приоткрылись, и он измученным голосом ответил:

      – Гадом буду, гражданин начальник, все скажу, только дай марафету, Христом Богом прошу, сил нет терпеть…

      Бирюк взметнул на Мерина одобрительный взгляд и тот, нехотя, наполнил шприц морфином и дрожащими руками ввел Клопу. Клоп минуту спустя открыл глаза и начал говорить:

      – За пару месяцев, как меня замели, мне мой дед перед смертью рассказал, что в нашем городе на месте детского дома, раньше был женский монастырь. Там, якобы, схоронены бриллианты, которые белогвардейские бабы собирали во время Гражданской, но беляки так и не успели ими попользоваться, потому как красные разгромили этот монастырь.

      – А при чем тут твоя нога, сучёнок? – еле сдерживая свой гнев, обрушился Бирюк на Клопа.

      – Так дед мне бумажку дал, с картой. Но я-то себя знаю: не потеряю, так пропью или проиграю. И набил я себе картинку аккурат на эту ляжку, а бумажку сжег. – Клоп с трудом показал рукой на перетянутую жгутом свою искалеченную ногу. На его худом бедре среди массы других татуировок Бирюк, действительно, разглядел подобие лабиринта со стрелочками и крестиком.

      – Ню-ню, – хрюкнул довольный хозяин и его губы, сложенные в трубочку, начали то втягиваться, то вытягиваться.

      – Дай еще марафету, начальник, а то ведь не дотяну до области, помру от боли…

      – Да, ты и так сдохнешь, Клоп. Не хватало мне еще рапортами себя грузить о том, как тебя угораздило с крыши навернуться, – ответил Бирюк, развязал жгут и, не скрывая наслаждения, стал наблюдать, как кровь из раны заключенного забилась пульсирующими фонтанчиками и начала наполнять старый полосатый матрас. На его лице появилась довольная улыбка, обнажающая мелкие гнилые зубы. Он достал из кармана карамельку, откусил половину, а вторую завернул снова в фантик и убрал обратно в карман.

      – Ну, и сука же ты – начальник. Хорошо,