Вирасана. Татьяна Игнатьева

Зоя: «О, Пьер!».

      Они обнимаются, потом бегут к воде и плывут наперегонки. Возвращаются на берег. Ложатся на песок в уютную как постель дюну, окруженную со всех сторон соснами.

      Зоя. Я голодна, как зверь…

      Пьер. Я тоже голоден и тоже зверь…

      Пьер всем телом наваливается на Зою, их губы сливаются в страстном поцелуе. Вдруг Зоя резко отворачивает голову.

      Зоя. Пьер, давай не заходить слишком далеко. Ты же знаешь, почему…

      Пьер. Но ты же любишь меня, и хочешь, я это чувствую…

      Зоя. Да, люблю, но… до «этого»…

      Пьер. Ну, давай хоть до «этого»…

      Они страстно целуются, барахтаются в песке, как молодые щенки, смеются и снова целуются.

      Их тела, молодые, сильные, загорелые, как на полотнах старых мастеров Возрождения, сплетаются и извиваются, руки обвивают друг друга, а губы слиты в едином поцелуе. Они устают от этой любовной игры, тяжело дышат. Замирают. Их тела слиты в одно целое. Пьер лежит на Зое, крепко обняв её. Кругом тишина, ни единого звука. Вдруг раздаются глухие удары: это звуки биения двух сердец. Отчетливые удары двух любящих сердец продолжаются минуту или две, но это – как символ вечности, Космоса, зарождения Вселенной.

      Пьер отрывается от Зои: удары смолкают. Зоя с изумлением смотрит на Пьера.

      Зоя. Ты слышал?

      Пьер. Да, слышал.

      Зоя. А что это было? Я как будто унеслась в какой-то другой мир.

      Пьер. Это и был другой мир: мир любви, несбыточной любви.

      Пьер резко поднимается.

      Пьер. Всё, идём домой. Я уже тоже проголодался. Зоя. Но нам нечего есть.

      Пьер. У меня в рюкзаке осталась банка тушёнки. Побежали.

      Пьер и Зоя бегут по песку и скрываются в соснах.

      30. ЗОЯ И ЭММА СИДЯТ ЗА ТЕМ ЖЕ СТОЛИКОМ В КАФЕ.

      Эмма. Какая прекрасная идиллия, просто рай, и в нём Адам и Ева. Но вы хоть согрешили, как эти двое несчастных?

      Зоя. Нет, нет, нет!

      Голос Зои срывается в крик и, уронив голову на стол, она тихо, мучительно стонет, сдерживая рыдания.

      Эмма. Но почему? Ты же его полюбила. Ты хотела любить и полюбила, наконец! Зоя поднимает голову, вытирает слёзы.

      Зоя. Эмма, я, кажется, ненормальная. Ведь чем больше мне нравится мужчина, тем отчаяннее я не хочу ему принадлежать. Почему так? Неужели это так и будет всегда? Проклятый Виктор! Ведь как только у меня появляется влечение к мужчине, вот как к Пьеру, я вижу дикого зверя, который хочет мною овладеть!

      Эмма. Ну, знаешь, так ты и состаришься, не узнав любви, самого большого наслаждения, которое она даёт.

      Зоя. Да, я – дура, и ничего не могу с этим поделать. У меня возникает отвращение при одной только мысли, что кто-то может мною обладать.

      Эмма. Не кто-то, а любимый мужчина.

      Зоя. Но ты ведь можешь? Своего Николая ты не любила, а смогла?

      Эмма. То – я, а то – ты. Две большие разницы. И у меня не было такой психологической травмы, как у тебя. Так всё же, чем закончился ваш роман?

      Зоя.