Дороже всего на свете. Слава Доронина

просто потрясающе. Обезоруживает. Даже несмотря на измученный вид.

      – Только недолго гуляй. День был тяжелый, я валюсь с ног от усталости.

      – Ухаживать за ребенком и решать проблемы международного масштаба – не одно и то же. Но это твоя дочь, а не моя, – вонзается в Дамианиса шпилька.

      Сказала, а самой теперь страшно, что сейчас прилетит ответка, и в саду я буду не гулять, наслаждаясь минутами одиночества и тишины, а рыдать.

      Но Леон ничего не говорит. Отворачивается и идет с Мией к кровати. Смотрю на его рельефную спину, узкие бедра, и хочется кричать в голос. А еще попросить Дамианиса завтра же отвести меня к неврологу или психотерапевту. Ненормально – испытывать чувства к мудаку, который ни во что тебя не ставит.

      Выхожу на воздух, и дышать становится легче. А может, это от того, что я высказала все Леону.

      Сад наполнен вечерней свежестью. Осторожно ступаю между зелеными клумбами, где распускаются неизвестные цветы. Я думаю о Леоне и о наших сложных отношениях. Здесь, среди зелени и пения птиц, кажется, что все может наладиться. Какое заблуждение… Но если человек не будет мечтать о чем-то хорошем, то как это хорошее с ним случится? Ведь недаром говорят, что мысли материальны…

      Прогулка затягивается почти на час. Это беспокоит, но убеждаю себя, что, если бы что-то случилось и потребовалась помощь, Леон бы спустился за мной с дочерью. Пройдясь несколько раз по аллеям и рассмотрев каждый уголок сада насколько позволяют сумерки, решаю, что завтра мы с Мией под вечер отправимся в сад. Я облюбовала одно местечко.

      Вернувшись в дом, тихо поднимаюсь по ступенькам. Свет в спальне Леона приглушен, и, прокравшись к порогу, я заглядываю внутрь. Мия спит, уютно устроившись в объятиях отца. Они оба кажутся такими беззащитными. Что-то теплое и ласковое пробуждается в моем сердце.

      Подхожу к кровати и опускаюсь рядом с Дамианисом, внимательно рассматриваю его спокойное лицо. Волосы Леона немного растрепаны, и, не в силах удержаться, я мягко касаюсь их. Вспоминаю, как на острове, в наш последний вечер, он нежно обнимал меня, с какой страстью любил под шепот волн. Точнее, трахал. Когда любят, относятся иначе.

      Леон внезапно просыпается и быстрым движением перехватывает мою руку. Наши глаза встречаются. Оба замираем… Секунды растягиваются, становясь вечностью. В его взгляде – вопросы и как будто те же самые чувства, что бушуют и во мне. То, что я давно хотела увидеть.

      – Я… пришла за Мией. Вы уснули, – еле выдавливаю из себя, но звучит это ужасно неубедительно.

      Так много хочется сказать, но слова не находят пути наружу. Да и нет уверенности, что они сейчас нужны. Некстати вспоминается разговор с Даном. Как бы я поступила, оказавшись у края пропасти? А не знаю!

      Дамианис не отпускает мою руку, держит крепко. Дышим мы оба неровно. В это мгновение невозможно отрицать, что между нами нечто большее, чем просто общее прошлое или проблемы. В тишине, нарушаемой лишь дыханием спящей Мии, все сложности кажутся несущественными. И так велико желание прижаться к Леону, почувствовать его тепло