Кабул – Кавказ. Виталий Волков

как наукой установлено – противоположное сознанию. Диполь. Если Россия кричит об интернационализме, можно не сомневаться – там в самом ядрышке национальная подидея вызрела. Если Иран требует отказа от продажной буржуазной морали и возвращения к мусульманским ценностям, то, боюсь, и тут надо искать, чего хочет подсознание древнего закомплексованного народа. Мне то неведомо, простите. Но мы… мы еще дети, у нас подсознание во многом слито с сознанием, мы еще ни разу не думали о смерти. Пока. Так что пока мы удержим наших мусульман…

      – А как вы разделяете, где диктует подсознание, а где сознание? Почему Советы… – начал задавать вопросы «заячья губа», но его перебил другой «анестезиолог», человек с крапленым, словно красный гранит, лицом и такими же краплеными красными ушами:

      – Сколько лет у нас есть, профессор, если мы всерьез поссоримся с Ираном? Не надо подсознаний, не надо этих заумных кластеров. Вы скажите цифру, вы же ученый!

      Паркер метнул короткой и колкий, как выпад рапиры, взгляд на ушастого и встал из-за стола.

      – Спасибо, господа. Очень вам признателен. Я вынужден завершить консультацию. Время… – Он постучал указательным пальцем по наручным часам. – Сейчас вас отвезут обедать, а потом, как было оговорено, небольшая развлекательная программа. Для желающих.

      Паркер как можно ласковей посмотрел на Карпентера, известного своим пристрастием к виски.

      – Профессор Оксман, не могли бы вы уделить еще несколько минут интересующимся коллегам? – негромко произнес он.

      – Чьим коллегам? – так же тихо, но с нескрываемой ехидцей переспросил вредный старикашка. Лицо Паркера съежилось, смялось, напомнив Оксману потушенный впопыхах окурок.

      – Интересующимся коллегам. Господину Тьюману из аппарата президента и господину Юзовицки из аналитической службы государственного департамента.

      – Что, в госдепе у нас наконец аналитики появились? И зачем им понадобились мои заумные кластеры? – отомстил ушастому Юзовицки Оксман. Он ни на йоту не сомневался, что «интересующиеся коллеги» представляли другое или даже другие ведомства, но никак не мог ответить себе на простой вопрос: «С какой стати военным вдруг потребовались советы профессоров?»

      – Сколько лет вы даете нам на создание у нас классов? – Оставшись в узком кругу «своих», ушастый выглядел куда увереннее. Чаку даже показалось, что господин Юзовицки говорит с ним с едва заметной насмешкой, словно учитель спрашивает хорошо известный ему материал у не в меру умного школьника. Рассказывай, мол, рассказывай…

      – Столько, сколько будет существовать нынешняя двуполярная система. Пока здравствует Советский Союз. Плюс еще лет двадцать – тридцать. У нас в Америке все процессы быстрые. Парадокс, но раз вы ждете от меня домыслов, то вот вам моя догадка. Или, если хотите, гипотеза. Двадцать лет, пока какая-нибудь «общая» идея, вроде тех, что называл ваш коллега, не растечется по открывшимся шлюзам. В условиях отсутствия равного противника. А вы? Сколько вы даете?

      Юзовицки