Кабул – Кавказ. Виталий Волков

Быстрей разъедемся по краям света. Они же здесь не прицепливаются, а прицениваются.

      Рус порадовался предусмотрительности Черного Саата, после перехода границы разделившего меж своими людьми мелкие деньги.

      – Бери. Только чтоб быстро. А то знаю я этих. Им палец, а они руку.

      – Эй, Хаматыч, – бодро крикнул менту шофер, получив червонец. Он выскочил наружу и протянул тому руки.

      – А, дорогой, не признал, не признал. Видишь, стекло лобовое в пыли у тебя, а номер грязью забрызган. Не признал, дорогой, – улыбался, шагая навстречу, мент.

      – Ну, дорогой, здравствуй тебе.

      Мужчины поручкались, потом обнялись. Перекинулись несколькими словами, после чего шофер вернулся.

      – Все, теперь до столицы без тормозов доедем, – сообщил он Русу и хмыкнул, глядя в зеркало на удаляющуюся глиняную фигурку милиционера. – Стекло ему, видишь ли, пыльное. Шакал.

      – Деньги где? – буркнул Рус.

      – Где, где! У него в лапе, как морковь в бабе.

      – Когда успел?

      – Здрасьте пожалуйста. Зачем, думаешь, завели в Азии порядок руки жать? Вот спросишь тоже.

      Шофер как в воду глядел – до Душанбе добрались без остановок. Но все равно Рус отдал парню не сорок, а тридцать долларов.

      – Ты еще всех своих кунаков на дорогу выведи. Может, у тебя семья – весь МВД ваш таджикский, а нам их кормить, да? Давай, брат, давай, меру знай, лишнее просишь.

      – А как с полярными быть? Сам обещал, я тебя за язык не тянул!

      – Так вот они, полярные. А сорок – это тебе не полярные, это космические.

      Черный Саат опять хотел вмешаться, но шофер, вместо того чтобы затеять скандал, снова хохотнул и хлопнул чеченца по плечу:

      – Во, достойный мужчина, уважаю.

      И все равно, хоть и вышло с шофером как нельзя лучше, но Саата раздражала чужая, прямолинейная и мелочная хитрость, не нравилась эта манера называть незнакомых, встречных неверных братьями. Брат – это брат. Это кровь. Это больше чем кровь, это одно начало, один конец. Потому что все должно вернуться в свое начало. И не надо путь свой усыпать словами звонкими, но лишними. Их надо беречь пуще денег. Даже для дела. Потому что сложно и связно устроен мир, как петляющая мозаика на минарете, и кто знает, как еще отзовется сказанное слово, какую подставит ловушку незадачливому путнику-человеку. Так считал Черный Саат, так же считал его тельник, его тень Карат, так же считали четверо других афганцев, перешедших на территорию врага. Вот потому-то Черный Саат рад был тому, что идти им вместе с Русом и Азаматом еще недолго. До Астрахани.

      2000 год. Россия

      Афганцы и чеченцы

      В Ташкенте люди Черного Саата отдохнули. После многолетнего кочевого быта, когда легкие привыкают дышать воздухом, ионизированным напряжением войны – войны, стелющейся по перевалам, долинам, кустарникам, прячущейся в пещерах и кишлаках, выползающей из ночных городских подвалов и пустырей, – мирный большой Ташкент, его мужчины, странные, неопасные мужчины, будто затупленные обеденные ножи, его женщины, плывущие по улицам,