Черный пепел на снегу. Яна Спасибко

легче устроиться.

      – Быть может, нам лучше остаться ждать тебя в Ладоге?

      – Нет. Опасно. Там часто бывают наши корабли. Можете нарваться на неприятности. В Ладоге прямо у порта есть постоялый двор, хозяин там Фёдор. Здоровый мужик, чернявый, не похож на наших. Ты его ни с кем не спутаешь. Если отправитесь без меня – можешь оставить у него послание. Запомнила?

      Агне кивнула.

      – Хорошо, – Къелл подался вперёд, расставив широко руки, и ведьма удивилась – никогда раньше норд не выказывал порывов к объятиям – но всё равно подалась навстречу.

      В руке Къелла блеснул клинок. Богданка, увидев это, настолько удивилась, что даже не закричала. Она белкой кинулась к ним, намереваясь спасти Агне, вырвать её из объятий норда, но не успела.

      Резкое движение, росчерк клинка, удивлённый взгляд ведьмы, ощутившей вдруг небывалую лёгкость.

      В правой руке Къелла осталась её отрезанная коса.

      – Две одинокие путницы привлекут к себе слишком много ненужного внимания, – пояснил он, отвечая на немой вопрос ведьмы. – Особенно в море. Теперь ты.

      – Нет, – девочка попятилась, обнимая себя за плечи[7].

      – Это ради твоей безопасности, – норд наступал. – И безопасности Агне. Вам будет легче добраться до Ладоги, если все будут думать, что ты мальчик. Выбирай: жизнь или коса.

      Девочка забилась в угол и заплакала.

      – Оставь её, – раздался спокойный голос Агне. Ведьма тоже была раздосадована, что лишилась единственного признака, делающего её хоть немного похожей на женщину. Но понимала, что Къелл прав.

      Она забрала у норда кинжал и, задумчиво повертев его в руках, положила на грубый стол.

      – Идём на улицу, – Агне кивнула Къеллу. – Поможешь мне развести костёр. От этого нужно избавиться.

      Она забрала у Къелла свою косу и решительно направилась к выходу.

      – Просто кинь в очаг. Или это какие-то ведьмовские ритуалы?

      – Нет. Просто запах у сгоревшего волоса слишком въедливый. Каждый, кто сюда придёт – почувствует его.

      Они вышли из дома и некоторое время молчали, пока собирали хворост, и Къелл разжигал костер, раздувая едва тлеющую сосновую кору. Ведьма сидела рядом на поваленном бревне и грустно теребила кончик косы. Норд почувствовал укол совести.

      «Вот хэйд[8]! – ругал он Агне, но злился на себя. – Хоть бы слово против сказала. Так нет же».

      Он потому и не стал предупреждать о том, что собирается сделать: боялся, что устроит бабью истерику, а у него не было ни сил, ни желания её успокаивать. Сейчас Къелл думал, что лучше бы она истерила.

      Для него была понятна реакция Богданки, он не знал, как бы он поступил на её месте. Что бы выбрал? Жизнь или честь?

      Наконец, появился маленький огонёк, робко пробуя своими языками подношение в виде жухлой травы и коры. Стоило ему сильнее разгореться, как Агне резким движением, словно видеть больше не хотела, бросила в пламя свою косу.

      Та вспыхнула ярким снопом искр, смрадный чёрный дым начал подниматься в небо.

      – Почему ты так спокойна. Тебе не жалко её? –

7

На Руси обрезать девушке косы – позор и бесчестье. Хуже, чем ворота дёгтем измазать.

8

Хейд у древних скандинавов – ведьма/ведьмак.