Проклятые. Чак Паланик

на весь этот гвалт, Леонард с Паттерсоном продолжают таращиться на Бабетту, а она любуется своим отражением. Ледниковый период скудоумия.

      Панк в кожаной куртке шарит булавкой в замке своей клетки. Раздается приглушенный щелчок, и замок открывается. Парень вытаскивает из скважины булавку, сплошь покрытую слизью и ржавчиной, вытирает ее о джинсы и возвращает на прежнее место в пробитой щеке. Открывает дверь клетки и выходит наружу. Кончики его высоченного синего ирокеза задевают верхнюю часть дверной рамы.

      Неспешно шагая вдоль ряда клеток, панк в кожаной куртке заглядывает в каждую поочередно. В одной из них лежит то ли египетский фараон, то ли просто какой-то древний египтянин, попавший в ад лишь за то, что молился не тому богу. Он корчится на полу, что-то бормочет, пускает слюни. Его рука тянется к прутьям, на одном пальце сверкает массивный перстень с бриллиантом: камень в четыре карата, не меньше самой чистой пробы, а не какой-то вульгарный цирконий, как в дешевых сережках Бабетты. У этой клетки панк останавливается и наклоняется. Просунув руку между прутьями, снимает перстень с вялого пальца и прячет его в карман куртки. Выпрямляясь, он замечает, что я наблюдаю за ним, и все так же неспешно идет прямиком к моей клетке.

      На нем черные байкерские ботинки – прошу заметить: отличная обувь для ада! Один ботинок обмотан велосипедной цепью, другой – грязной красной банданой, скрученной в жгут. Россыпь красных прыщей на его бледном лице, особенно на подбородке и лбу, создает резкий контраст с ярко-зелеными глазами. Когда панк с ирокезом подходит ближе, он сует руку в карман, вынимает какой-то предмет и кричит мне:

      – Лови!

      На ходу размахнувшись, он швыряет мне что-то маленькое. Прочертив в дымном воздухе длинную сверкающую дугу, брошенная вещица пролетает между прутьями моей клетки, и я ловлю ее обеими руками.

      Играя роль настоящей мисс Шлюхинды Шлюхович, Бабетта по-прежнему игнорирует Паттерсона и Леонарда, но держит зеркальце так, чтобы шпионить за панком, так что вспышка сверкнувшей в воздухе летящей вещицы отражается ей прямо в глаза.

      – Как такая хорошая девочка оказалась в столь мрачном месте? – спрашивает у меня Ирокез.

      Когда он говорит, булавка в его щеке дергается и отливает оранжевым в свете адского пламени. Он подходит к моей решетке и подмигивает мне ярко-зеленым глазом, хотя сам недвусмысленно косится на Бабетту. Он явно трогал грязные прутья, а потом прикасался к лицу, и к ботинкам, и к джинсам, и весь изгваздался в здешней грязи.

      Да, это несправедливо, но некоторые умудряются выглядеть сексапильно даже по уши в грязи.

      – Меня зовут Мэдисон, – говорю я. – Я неизлечимый надеждоголик.

      Да, я знаю слово «орудие». Я мертвая малолетка, помешанная на мальчишках, но меня все равно можно использовать, чтобы вызвать ревность другой девчонки. Еще теплый, нагретый в кармане у панка, у меня на ладони лежит краденый перстень с бриллиантом. Мой первый подарок от парня.

      Вытащив из щеки огроменную