Роман с авиацией. Технология авиакатастроф. Александр Андриевский

наизусть. На любой вопрос был ответ: «Вы болван, Штюбинг, завтра ваша щетина по мановению волшебной палочки превратится в золото» или: «Там, где стоит солдат райха, он стоит твердо!». Мы и внешне старались подражать героям этого фильма. Мы были дети войны, и для нас разведчики были героями нашего времени.

      Не теряли связи и со своими старыми друзьями из гражданских школ, регулярно посещали их вечеринки, устраиваемые на дому, где вместе слушали старые пластинки Шульженко, Сокольского и Лещенко, джазы Утесова и Варламова. У меня был и останется до конца дней моих самый верный и преданный друг – Геннадий Бокарев. Еще в гражданской школе мы нашли общий язык и между нами быстро установились теплые дружеские отношения, которые, несмотря на расстояния, мы бережем до сего дня. Он всегда отличался искренней доброжелательностью к людям, особым стремлением к знаниям. Тренируя свою память, он запоминал все, что читал и видел, обладал образным мышлением, знал имена всех актеров тех заграничных фильмов, которые нам удалось посмотреть, хорошо играл на гитаре и пел. Отслужив в армии и постреляв в Венгрии, он окончил ВГИК. Когда в журнале «Юность» была напечатана первая повесть Геннадия «Мы», наша компания узнала в его героях себя.

      Позже он стал главным редактором Свердловской телестудии, а затем киностудии… Я благодарен судьбе за его дружбу, за бесконечные беседы по вечерам после школы, когда мы никак не могли расстаться, хотя и жили далеко друг от друга. Это было время воспитания и испытания чувств, желания понять самих себя, окружающую нас жизнь и свое место в ней. Мы подолгу засиживались у его соседа Сереги, жившего вместе со своей старенькой мамой в подвале деревянного дома в его дворе. У Сереги был старый, окованный жестью сундук, доверху набитый пластинками и самопально изготовленными на рентгеновских снимках музыкальными новинками, ради которых он, казалось, и жил. По воскресеньям он торчал на «толкучке» – городском базаре, чтобы приобрести что-нибудь новое из записей. Он доставал свои драгоценности из видавшего виды сундука в строго определенной последовательности, которую знал только он, и осторожно ставил пластинки на старенький проигрыватель. Мы млели от этих мелодий, и мир казался нам полным надежд. В последующем, много лет спустя, чтобы вписаться в мирную жизнь после жесточайшего авиационного бытия, при первой возможности мы навещали дом этого меломана, который, не найдя родственную душу, так и остался холостяком. С ним мы еще раз прослушивали эти дорогие для нас мелодии юности. Где ты, наш незабвенный друг Серега, теперь, где твои прекрасные пластинки, кто сейчас слушает их вместе с тобой?

      И все, что мы впитали тогда, ушло с нами в кустанайские, кировабадские, орские и другие летные школы и военные училища и помогло выжить в нелегких испытаниях за этот роман с авиацией, ради которой мы оставили все, что было до нее. Мы интуитивно сознавали, что в будущем, как лунные стада, разбросанные по углам и весям необъятной России, уже никогда не соберемся