Прощание. Александра Ангер

заметил, что эти тексты набраны на разных печатных машинках. Одна плохо печатает букву «р», другая – «я» и «л», третья мажет. Кто автор этих рассказов?

      – Автор – жизнь, печатал – я. Как правило. Последний пару лет назад набирала ученица. Я быстро устаю, зрение село.

      – У Вас есть печатная машинка? Это же настоящая древность!

      – Была. Когда Лиза закончила, мы отдали её музею пансионата. Вы постарались быть наблюдательным, это похвально. Но заходите чересчур издалека. Мы уже коснулись центральной темы. Поверьте тому, что слышите.

      – Тени? Меня пугали ими в детстве. Мать говорила, что они приходят за плохими ребятами и мучают их, пока те не исправятся.

      Старик хохотнул и почему-то мне стало страшно.

      – Тени не ходят за теми, кто выпил за гаражами или поставил капкан в лесу. Несправедливость в том, что они являются к тем, кто может раскаяться. Кто пытался и не преуспел. Кто наблюдал и сочувствовал, но не нашёл, чем помочь. Или струсил. Кто дорожит воспоминаниями настолько, что позволяет мучить себя снова и снова. Кто согласен проводить вечер за вечером в кошмаре, лишь бы ещё раз коснуться. Услышать голос. Прожить момент.

      Он говорил, и я видел. Смотрел поверх его седой головы и видел последние прикосновения, опоздавшие поезда, разорванные письма, забытые обещания. Века не случившихся встреч пролетали передо мной, как чужие воспоминания, которые вдруг начинаешь принимать за свои собственные.

      – И что здесь? Чьи это истории? – Я приосанился, изображая делового человека, но голос у меня дрожал от возбуждения и страха.

      – Тех, кто был мне дорог. И их теней. Сейчас мне не стыдно разделить правду с посторонним: все, кто живёт на этих страницах, давно ушли. Может быть, за одним исключением. – Он вдруг как будто потерял терпение, вытащил из моей пачки новую сигарету и нервно поскрёб лоб. – Вы будете читать или нет?

      – С какой следует начать?

      Я перетасовывал листы, как карты, пытаясь занять беспокойные руки. Дыхание перехватывало, как перед прыжком с большой высоты.

      – Вот, держите. Они все подписаны. Рад бы забыть порядок. Вам нужен «Электроалкоголь».

      Я кивнул, как болванчик, совершенно не понимая значения последнего слова.

      – Не самое лёгкое чтиво. Сигарету?

      Я снова кивнул. Немедля.

      Электроалкоголь

      – Это у тебя что?

      Она придвинулась к нему, потирая опухшие красноватые руки в дырявых серых перчатках.

      – Отменное «божоле нуво» две тысячи шестьдесят третьего года.

      Он улыбнулся, поскрёб щёку и протянул ей трубку:

      – Почему бы тебе сегодня не угоститься у меня? Мне уже неловко, держи.

      – Если две тысячи шестьдесят третьего, то уже и не «божоле», и не «нуво». «Нуво» – это молодое вино, и ему должно быть шесть недель, а не шестьдесят лет. Где ты достал это?

      – В том квартале замерзал один человек, я смог обменять свой шерстяной жилет на его трубку.

      Она задумчиво причмокнула, натянула повыше горловину свитера и протянула руку.

      – Ты