Ценою в жизнь, или История Титаника. Анастасия Аксемова

и привыкнуть к земным небесам. Эти занятия могут оказаться полезными, пока ты находишься на верфи.

      Напоследок Олимпик, видно, засыпая, промолвил:

      – До завтрашнего утра! Не задерживайся на долгое время!

      Титаник лишь хмыкнул, желая что-то сказать. Но сказать или попрощаться он так и не решился, потому что был еще слишком робок. Что эта странная робость, что волнение на душе все же были интересными чувствами, и даже они казались пароходу приятными. А еще интереснее эмоций была интрига, что смог развести Олимпик, подобно пламени. Они оба относятся к аристократическому обществу, хоть тот и не сказал этого напрямую! Ведь брат самый настоящий интеллигент, без споров! Он умен, его язык – спокойный ветер, прекрасный и чистый английский; натура его плескалась в золотых волнах, но душа знала, что есть братская любовь! Младший пароход, видя все эти качества у Олимпика старшего, загорался все большим желанием саморазвития.

      Титаник отвлекся от раздумий, так как понял, что чрезмерно сильно мыслит о родственнике. Развеяв думы, он перевел взгляд от брата к окружающей среде. Ничего вокруг не изменилось в течение их разговора: ветер все также пел в окнах прогулочных палуб, выходя из них со свистящим звуком; густая вода с бирюзовым оттенком по мере отдаления все больше поглощала в себя пасмурный свет. Она колыхалась, словно рябь, без волн. Ближняя суша, распластавшаяся у воды, представляла собой некую рабочую организацию, и на порт данное место однозначно не было похоже. Не составляло большого труда вспомнить свои догадки и понять, что место это носило очевидное название: «верфь». Состояла она из небольших зданий, дорог и сухого дока, в котором и отдыхал Олимпик. Трубы того возвышались в затянутое небо; такое широкое и далекое небо! Оно дарило ассоциацию с океаном – бескрайним и прекрасным, таким близким, но и одновременно дальним. Он ожидает лайнер, волнуется, шумит… Именно для океана он был рожден; для того, чтобы покорить его, рассечь форштевнем большие воды, как ткань острыми ножницами. На то Титаник и есть пароход!

      Все же было затруднительно думать о крупной воде, поскольку разум лайнера был нагружен несколько иными мыслями. Ему нестерпимо хотелось раскрыть тайны, которые Олимпик от него упрятал.

      Титаник решил погрузиться в мир сказок и грез, ускоряя тем самым свои ожидания. Хоть сумерки и были не близки, лайнер успел умаяться за этот непродолжительный день. Потому он довольно легко уснул с непреодолимым желанием поговорить с братом.

      III

      Пасмурным утром разразился пароходный свисток, разрезавший тишину, словно тонкую оболочку. Высокий и продолжительный визг болючей стрелой вонзался в сонный разум. Титаник, потревоженный резким звуком, тут же проснулся. В испуге он окинул взглядом местность, пока не прикинул, откуда стремится свист. Бодрый Олимпик весело кричал, по-видимому, чувствуя себя гораздо лучше.

      – Проснись, проснись, Титаник! – произнес пароход, наконец заглушив свисток. – Объявляю подъем!

      Тот еще никак не мог прийти в себя. Он пребывал