Я и моё чудовище. Дарья Доцук

не какого-то там папу! Бабушка тут же сгребла меня в объятия и стала чуть-чуть раскачивать, как будто мне два года.

      – Она просто ещё не разобралась, что к чему, да, Лерочка? Испугалась немножко. Конечно, ничего не понятно, не знаешь, к кому бежать.

      Я попыталась высвободиться из бабушкиной хватки, но она только сильнее меня прижала. Мама фыркнула:

      – Ой, мам, я тебя умоляю! Всё она понимает. Не маленькая уже. Вот я на днях в журнале читала, что в три и тринадцать лет дети лучше всего переносят развод родителей. А моим как раз три и тринадцать.

      Что? Развод? Я вытаращилась на неё и почувствовала, как в висках застучала кровь. Мама сказала это легко. С такой гордостью, будто позаботилась о нас, специально дождалась нужного возраста и мы должны быть ей благодарны. А ещё я уловила, что от меня ничего не зависит. Что бы я ни сказала – мамино решение окончательное.

      Не знаю, как принято вести себя, когда впервые звучит это слово – «развод». Никто меня не научил. Никто не предупредил, что к этому вообще нужно быть готовой! Я прекрасно знаю, что делать и кому звонить, если бабушке станет плохо, если Маркуша подавится едой или если я найду на берегу раненого тюленя. Я не растеряюсь ни в одной из этих ситуаций. Да что там, я даже умею делать искусственное дыхание и пользоваться огнетушителем! Но это…

      У многих в школе родители не живут вместе, появляются отчимы и мачехи, сводные братья и сёстры. Но никто не говорит об этом. Никто ни разу не поделился со мной, как узнал, что его родители решили разойтись, и что сделал потом. Разгромил комнату? Слушал весь день грустную музыку? Рыдал в туалете? Как следует поступать в таких случаях?

      – Женечка! – укорила бабушка маму.

      – А что такое? – взмахнула рукой мама. – Ну разводимся, и что? Ты предлагаешь из этого трагедию сделать? Вон у Маринки уже четвёртый муж – и ничего, все дети довольны.

      Может быть, в мамином мире или в Маринкином мире все счастливы, если кто-то разводится. Некоторые африканские племена на похоронах танцуют, поют и вообще веселятся, потому что душа покойника переселяется в лучший мир. Но что-то я не уверена, что после развода меня, Маркушу или папу ждёт лучший мир. Маму – скорее всего. Она считает, что трагедии бывают только у слабаков. А у сильных личностей это называется «временные трудности» или ещё лучше – «жизненные перемены». Сильная личность во всём найдёт положительную сторону и повод порадоваться.

      Так вот я вовсе не сильная личность. Поэтому я уткнулась в бабушкино мягкое и холодное белое плечо и заплакала. Вернее, заскулила. От жалости к себе, от беспомощности и от неизвестности, которой никогда прежде не ощущала так близко. А бабушка продолжала качать меня и гладить по голове: «Тихо, тихо, золотая ты моя девочка!» И я мысленно умоляла её никогда не останавливаться.

      – Господи, как жалко, – проговорила бабушка задумчиво. – И Сашу жалко, и…

      – А меня тебе не жалко? – изумилась мама.

      Бабушка, заикаясь, как от испуга, пробормотала что-то вроде: «Конечно, очень жалко», и стало ясно – она больше и полслова