Хирурги человеческих душ. Олег Владимирович Фурашов

у Норика пилмяник – Арминак Сукиасян. Ми его Арик завём. Хароший парен. Папал биду. Палюбил красивую дэвушка Маринэ. Силна палюбил. Ана жинатый. И какой-та нигадяй, панимаэшь, убил ыё. Задушыл. Ариставали Арика. А он ни при дилах. Путаница палучилас.

      – Угу. Убийство – штука серьёзная.

      – Канэчна сирьёзная.

      – А кто его арестовал?

      – Падручный у Двигубскый. Якав Иосыфавич хароший чилавек. Ниплахой. Но, панимаэшь, дела видёт маладой следавател. Малчишка. Ат ниво и Якав Иосыфавич заплутал.

      – Убийство – штука серьёзная, – озабоченно нахмурился Сясин. – Попусту обещаниями кормить тебя, Левон, не собираюсь. Как приеду в Среднегорск, сразу озадачу кого надо. Да, а кто следователь?

      – Какой-та Падлужный-Мадлужный, панимаэшь. Малчишка.

      – Ааа…, – протянул Сясин. – Обязательно займусь.

      Ладомир Семёнович давно «точил зуб» на Подлужного. Ещё до провокации с Женей Башмачниковым. Раздражал его «малчишка» независимостью суждений, пронафталиненной идейностью, отсутствием должного поклонения перед старшими по должности. Да удобного случая, чтобы «обломать когти» настырному следователишке, никак не предоставлялось. Противостояние Подлужного и Сукиасяна подбросило Сясину как раз ту, обожаемую им «пограничную оказию», на которой можно было широко развернуться и дать острастку дерзкому выскочке. Бесспорно, возникал и известный риск. Минимальный. Но уж он-то, Ладомир Семёнович, с его-то положением и опытом, обойдёт рифы. «Я тебя урою, недоносок, – зловеще шипел Сясин в тиши служебных апартаментов. – Ты предоставь мне незначительный повод, а в вескую причину я его сам раздую. Ты только подари мне ничтожный шанс. Ма-а-а-сенькую-примасенькую зацепку. И я заживо похороню твои прокурорские амбиции. Ишь, в Красносыльск он намылился! Голь перекатная!»

      И тут Ладика осенило почти как Пушкина, когда тот писал «Евгения Онегина». Сясин вскочил из высокого чиновничьего кресла и пробормотал: «Как там говорил товарищ Сталин? «Нет человека – нет проблемы».⁷⁹ Вот-вот. Этого выскочку надо подловить! Нет людей без человеческой гнилятинки. Надо только хорошенько покопаться. И пускай-ка, покопаются те, кому я помог. Долг платежом красен!»

      5

      Дождливым днём хоронили Энгмара Ивановича Козлова. Он умер от сердечного приступа. Подлужный поспел к выносу тела покойного из дома: под гробом уже протягивали полотенца. В душной квартире тошнотворно пахло не то пирожками, не то ещё чем-то печёным. Помимо родных, близких и знакомых умершего присутствовали немногочисленные представители прокуратуры и партийных органов. В числе последних присутствовал и посланец из Свердловского обкома партии. Когда он появился, родные Козлова зашушукались.

      Посланец пристроил венок к гробу, постоял возле покойного, преклонив голову, а потом положил сторублёвую ассигнацию на поднос. Его жест внезапно вызвал истерику у жены Козлова. Она свалилась с табурета на пол, стала бить кулаками по крашеным доскам и причитать, с ненавистью ведьмы вздымая голову