Целитель. Новый путь. Валерий Петрович Большаков

лился тусклый свет ламп, спрятанных под фигурными колпаками молочного стекла, засиженного мухами. Пахло куревом и, почему-то, сырой штукатуркой.

      У нужной нам двери покоился стол, двумя толстыми тумбами попиравший ковер. Дубовую столешницу, размером с односпальную кровать, обтягивала черная кожа, пробитая по периметру гвоздиками с медными шляпками. Включенная настольная лампа бросала свет на телефоны и молоденького сержанта в новенькой форме.

      Независимо сунув под мышку папочку с суровым оттиском «Дело №…», я вопросительно глянул на Арсения Ромуальдовича. Тот подмигнул мне – не робей, мол, прорвемся!

      – Вам назначено, товарищи? – строго спросил сержант.

      – Мы к Василию Федоровичу, – сказал Вайткус со значением.

      – Товарищ Олейник занят, и…

      Директор Центра НТТМ оперся руками о стол и холодно улыбнулся.

      – Так позвоните товарищу Олейнику, – проговорил он с оттенком нетерпения, – и сообщите, что товарищ Вайткус желает его видеть лично.

      Я даже головой покачал в восхищении, столько властности прозвучало в голосе простецкого Ромуальдыча.

      – Секундочку… – прижух сержант, и снял трубку.

      После короткого доклада он выпрямился, словно по стойке «смирно», и отрапортовал:

      – Слушаюсь, товарищ полковник! – клацнув трубкой, страж нажал кнопку, отпирая дверной замок. – Проходите, вас ждут.

      Вайткус кивнул, и пропустил вперед меня, небрежно обронив:

      – Етто со мной.

      За дверью пряталась огромная комната, показавшаяся мне очень светлой после коридорной сутеми. Вся обстановка – ряд стульев, большой стол для заседаний, пара застекленных книжных шкафов, сейфы – расположилась вдоль стен или между широких окон. Большой портрет Дзержинского висел над письменным столом, за которым трудился невысокий плотный мужчина в возрасте, но без седины в густой черной шевелюре.

      Он что-то быстро писал, и заговорил, не поднимая глаз:

      – Явился, не запылился! Ты где пропадал, чертяка?

      – Я… етта… перешел на нелегальное положение! – ухмыльнулся Ромуальдыч.

      Олейник махом черканул подпись. Радостно скалясь, выбрался из-за стола, и крепко пожал руку Вайткусу.

      – Ну, садись, рассказывай!

      – Ёшкин свет! Рассказывать – етто вечером, за бутылочкой коньяка, – расплылся в улыбке Ромуальдыч, – а мы по делу. Етта… – он положил руку мне на плечо. – Знакомься: будущее светило советской науки!

      – Арсений Ромуальдович… – затянул я с укоризной.

      – Не скромничай, Миша! – отмахнулся Вайткус. – В общем, дела такие. Заведовал я школьным Центром НТТМ. Миша как бы мой зам по научной части… А сейчас переезжаем в новое здание на Либкнехта, и будет у нас уже районный Центр! Не какой-нибудь, там, клуб юных техников, всё по-взрослому. Вона, еттой зимой, Миша на ВДНХ в Москву ЭВМ собственной конструкции возил, а летом… Как откроешь толстый научный журнал, так обязательно на Мишино фото наткнешься! Не морщись, зам, правда ведь. Даже в «Сьянс э ви» пропечатали,