Целитель. Двойная игра. Валерий Петрович Большаков

17

      Светлана весело рассмеялась, а вот у меня не вышло – квелый дух не давал даже наметить улыбку.

      – Ты так и не говорил с Инной? – поинтересовалась Шевелёва, по-женски жалостливо гладя меня по рукаву.

      – Пробовал, – пожал я плечами. – Без толку.

      – Вот до чего же вредная! – с досадой воскликнула Света.

      – Да нет, – заступился я неохотно, – Инна не вредная. Просто… Понимаешь, она живет как бы в своем собственном мире, немного нездешнем. Ее никогда не обманывали по-крупному, и тем более не предавали, любили только. Инка не закалена опытом неудач, понимаешь? И поэтому очень ранима.

      – Да дура она, вот и все, – неодобрительно насупилась Светлана.

      – Не преувеличивай, – сказал бесцветно. – Ей и самой сейчас больно, погано, противно… А-а! – махнул я рукой. – Пошли, а то и правда, опоздаем.

      Света шибче зацокала каблучками по опустевшей рекреации.

      – А вы почему еще не на уроке? – догнал нас голос директора школы, одновременно грозный и всепрощающий. Недаром в школе его прозывали по-доброму – Полосатычем.

      – Здрасте, Пал Степаныч! – сказали мы со Светланой дуэтом, и шмыгнули в класс.

      * * *

      После четвертого урока объявили классный час. На перемене мои соученики сначала изобразили табун, несущийся в столовую, а затем, сытые и довольные, степенно воротились. Девятый «а» собрался почти весь, только Сосна с Дэнчиком ушли по-английски. Впрочем, этого хватило, чтобы Аллочка обиженно надула губки.

      Я вольготно раскинулся за партой – одиночество имеет свои бонусы. Неожиданно мне приспичило увидеть Инну, но не оборачиваться же, чтобы посмотреть!

      Крутанул головой, встречаясь с понимающим взглядом Риты Сулимы. Глаза ее тут же залучились ехидством.

      – Потерял что? – осведомилась она с деланным сочувствием.

      – Еще нет, – буркнул я, лихорадочно ища подходящую тему. – М-м… А ты чего в Центр не заходишь?

      – А что мне там делать, Гарин? – насмешливо пропела Рита, и зловредно, словно мстя за 8-е Марта, ввернула: – Тебя соблазнять?

      Девушка грубовато хохотнула. Мне всегда казалось, что она нарочно издает такие вот смешки, лишь бы опроститься, подпустить толику вульгарности в свой образ роковой, все изведавшей красотки.

      – Ну вот, опять по фамилии, – скорбно вздохнул я. – За что хоть в немилости?

      – Сам догадайся! – отрезала Сулима.

      Я медленно развернулся, скользнув взглядом по Дворской. Вытягивая точеную шейку, Инна рылась в портфеле.

      «Что за жизнь, – постно подумал я, – и молодой совсем, и здоровый, а радости – ноль целых хрен десятых…»

      Саня Заседателев, наш записной активист, развел суету с вывешиванием большого красочного плаката, и торжественно встретил в дверях «гостей на час» – упитанного, благодушного пролетария на пенсии и какого-то по счету секретаря райкома партии, то ли второго, то ли третьего. Функционер выглядел озабоченным и нервным, он все время поправлял большие черные очки и вертел в руках