Целитель. Спасти СССР!. Валерий Петрович Большаков

сказала она загадочно.

      Папа чмокнул ее, и честно принюхался.

      – А что это пахнет?

      – Это я пахну! – призналась мама.

      Мой выход.

      – Пап, держи, – сказал я, протягивая «Жилетт».

      – Ух, ты… – отец достал из блока пачку лезвий, распаковал. – Вещь! Сегодня же побреюсь по-человечески!

      – Ну, всё, садитесь! – скомандовала мама.

      В меню было пюре с котлетами, салат и творожная запеканка на сладкое. Борщ решили оставить до завтра – нечего, мол, жидким на ночь наедаться. Впрочем, «сутошный» даже вкуснее.

      Я тут же воспользовался расширенными функциями организма, чтобы умолотить две пахучие, поджаристые котлеты с кучей гарнира. И еще для десерта место осталось.

      Чудесный возраст!

      Хорошенько позвякав вилками, да ложками, все понемногу насытились, и за столом пошел разговор.

      – Всё, – бодро сказал папа, переложив к себе на тарелку основательный кусок запеканки, – Мишка возвернулся, можно ехать!

      – А-а… – начала было мама, но под строгим папиным взглядом увяла. – Ага…

      – Мы же уже, кажется, обо всем переговорили! – с нетерпеливой досадой заметил отец.

      Чувствуя холодок, я начал свою сольную партию, импровизируя на ходу.

      – Пап, а можно я тут останусь?

      – Где – тут? – не уразумел папа.

      – В Первомайске, – хладнокровно пояснил я. – Буду жить у дяди Вовы, заодно и присмотрю за ним.

      Отец не разозлился на мои слова, он растерялся. А мама с силой сжала ладони, держа их на коленях, словно боясь захлопать от радости.

      – Ты не хочешь ехать? – пролепетала она.

      – Нет, – спокойно сказал я.

      – А… почему?

      – Мамочка, сама подумай: зачем мне уезжать? – рассудил я. – Мне еще два года учиться, так лучше же вместе со своим классом, а не с чужим, и в моей школе, где я всех знаю, и меня знают. А потом мне надо будет поступать в вуз! Так Москва от нас рядом почти, а из Владивостока до нее неделю поездом телепаться. Близкий свет!

      Мама прижала руки к груди и жалобно заговорила с мужем:

      – Петечка, давай не поедем? А? Всех денег все равно не заработаешь!

      Отец свирепо засопел.

      – Пап, а ведь ты и сам не хочешь уезжать, – я поиграл вилкой, притворяясь, что выискиваю кусочек повкуснее.

      – Да ну? – буркнул папа, зыркнув на меня исподлобья.

      – Да-а! – сказал я убежденно. – Ты же прекрасно понимаешь – рядом Киев, Москва, Ленинград. Научные столицы! А Владивосток – научная глубинка.

      – Да что вы на меня насели! – раздраженно сказал отец. – Я же для вас стараюсь! Не хотите уезжать, ну, и не надо! Всё, остаемся!

      Мама не выдержала, наконец, и захлопала в ладоши. С чувством поцеловала надутого «Петечку», выудила бутылочку армянского коньяка и мигом плеснула в две рюмки.

      – А детям не полагается! – пропела она.

      Отец, смиряясь, со вздохом поднял свой сосуд, и рюмки празднично звякнули.

      – За нас! – засияла мама.

      Употребив, папа подобрел, а я подмигнул Насте. Сестренка неуверенно улыбнулась