Обманчивая тишина. Александр Александрович Лукин

пропади оно все пропадом. – Приподнявшись, Саенко снял с вешалки свой пиджак, сложил его и сунул под подушку, потом добавил: – Сказали б сразу, кто вы такой, да я б разве стал беспокоить! Я б тут же ушел. Я ж понимаю, что к чему… Спокойной вам ночи…

      Шевцов ничего не ответил.

      Саенко повздыхал-повздыхал, повернулся лицом к стене, и вскоре послышалось его спокойное, почти детское сопение. Вот он во сне что-то взбормотнул, судорожно и глубоко вздохнул и опять затих.

      Шевцов выключил плафон. Теперь купе освещалось лишь синим таинственным светом ночника.

      Инженер подошел к дивану, на котором спал Саенко, и некоторое время вглядывался в спящего экспедитора «Сахаротреста». Потом он подошел к двери, тихонько раскрыл ее и выглянул в коридор. В тускло освещенном проходе было пусто. Ритмично стучали колеса. Международный вагон слегка и плавно покачивало на пульмановских рессорах. Где-то дребезжало стекло. Успокаивающе и покровительственно гудел время от времени паровоз: все в порядке… едем… едем…

      Иван Михайлович задвинул дверь, прилег на диван.

      …Глубокой ночью в окне замелькали огни большой станции. Паровоз облегченно и торжествующе прогудел. Поезд замедлил ход. Заскрипели тормоза.

      Шевцов поднялся и медленно, стараясь не шуметь, отодвинул дверь…

      – Как, разве уже Харьков? – раздался вдруг сонный голос экспедитора. Приподнявшись, он таращил заспанные глаза на инженера.

      Тот повернулся и властно шепнул:

      – Ложитесь и не трогайтесь с места! Если вы рискнете выйти, пеняйте на себя. Слышите? Это не Харьков. Через десять минут я вернусь. Спите!

      Иван Афанасьевич послушно лег лицом к стене. Шевцов взял свой портфель, вышел и закрыл дверь.

      Через минуту Саенко повернулся и посмотрел в окно. Прямо напротив вагона на фасаде вокзала при свете перронных фонарей четко выделялись, отбрасывая короткие тени, выпуклые большие буквы: «Зиминка».

      34. Как обращаться с календарем

      Это была заурядная забегаловка, в меру грязная, в меру дымная, в меру шумная. Позади прилавка на полу стояло основное здешнее орудие и средство производства – солидная пивная бочка, в которую был вставлен самодовольный медный кран с насосом. Возле этого агрегата орудовал толстый дядя в военном френче с преувеличенными накладными карманами и надетом поверх него замызганном фартуке. Он деловито наполнял янтарной жижей массивные кружки, норовя ударить струей в стенку, чтобы дать побольше пены, и с лихим стуком ставил их перед клиентами. Клиенты отходили с кружками к прибитым вдоль стен стойкам, сыпали в пиво темную сырую соль из ржавых консервных банок, азартно лупили об стойку тощую вяленую тараньку и, подув на пену, принимались тянуть пузырящуюся влагу.

      Именно в это заведение, расположенное неподалеку от проходной Судостроительного завода, зашел вечером под выходной Кирилл. Привела его сюда не жажда, тем более, что пива он терпеть не мог. В забегаловке Кирилл очутился, следуя по стопам Георгия Карловича Вермана.

      Кирилл подозревал, что Георгий