На доблесть и на славу. Владимир Бутенко

формирования понесли существенные потери, их восполнение, ремонт и снабжение организованы неудовлетворительно.

      И тем не менее великий немецкий Воин, ведомый Фюрером, готов к новым победам! Наши союзники, увы, слеплены из низкосортной глины. Итальяшки и мадьяры никогда не смоют своего позора и трусости, из-за которых Паулюс оказался в огненном кольце. Им под стать и румыны. Туземные формирования могут воевать только под командованием потомков рыцарей! В этом я убедился еще раз, встретившись с давним приятелем, Хельмутом фон Паннвицем. Мы знакомы смолоду. Провидение свело нас вместе 22 июня, когда в составе 45-й пехотной дивизии пересекли границу Советов. Потом Хельмут был назначен инспектором кавалерии при Главном управлении сухопутных войск. Тем приятней была эта неожиданная встреча! В последнее время мой друг служил у фон Клейста. Из Ставрополя часто выезжал в корпус Фельми, на фронт. В кризисной ситуации Хельмута назначили командующим конномеханизированной группой, которая разгромила русских у поселка Красная балка, а затем вклинилась с тыла в их боевые порядки и отбросила от Котельникова. Эта героическая операция стала известна фюреру, и он вызвал Хельмута сюда, в Растенбург, и вручил Дубовые Листья к Рыцарскому Кресту!

      Мне радостно за друга! Он снова рвется на Восток. И, как сказал мне, по согласованию с Цейтцлером, приступает к формированию кавалерийского соединения, костяк которого составят немецкие офицеры, а ударную силу – казаки, пожелавшие служить фюреру. Зная, что я увлекался верховой ездой, Хельмут убеждал меня присоединиться. Заманчиво! Я уже подавал рапорт с просьбой перевести в действующую армию, – можно попытаться еще раз».

3

      Черным вороном догнало Павла Шаганова извещение о гибели старшего брата. Пронизал душу леденящий холод – уловил мысленно, отметил, что беда стряслась, – не стало братки, единственного и несравненно близкого. Но осознание этой потери пришло дня через три. Глыба каменная раскатилась будто – и накрыла, придавила неодолимой болью…

      Без малого неделю пил Павел, не выходя из хаты на окраинной улице Краснодара, лишь посылая за самогоном своего ординарца Матющенко. Однако приближение аграрного съезда, который оккупационные власти вознамерились провести в столице Кубани по образцу ставропольского, поневоле встряхнуло, заставило взять себя в руки.

      Кубанцы собрались 21 декабря в здании бывшего дворянского собрания. Весь зал расцветился синими, красными, черными казачьими черкесками и бешметами. Была незначительная делегация горцев. Но представителей немецкого сельхозуправления оказалось гораздо меньше, чем в Ставрополе, – всего лишь полковник Шумахер и зондерфюрер Шмальц. С докладом выступал генерал Фрайтаг. Подробно изложил новый порядок землепользования, уже знакомый Павлу, но ни слова не замолвил о политическом статусе Кубанской области. Едва сдерживая гнев, Шаганов попытался выяснить у Шмальца, почему в доклад не включено ни одно из положений в защиту казачества,