На доблесть и на славу. Владимир Бутенко

нее было километра полтора. И при благоприятной ситуации отделение проникло бы в город задолго до начала штурма.

      Холод подгонял. Шли разреженным строем, стараясь не шуршать прихваченной морозцем палой листвой. Изредка расступались полянки, и справа, на восточной окраине, на скатах холмов становилась видна панорама боя: вспыхивали зарницы орудийных залпов, чертили даль трассирующие пули, звездочками загорались одиночные выстрелы винтовок; басовитый гул, треск, поквакивание минометов, – вся эта страшная музыка войны разносилась, несмотря на вьюгу, на многие километры. Полки Короткова и Львова усилили натиск, прикрывая выдвижение соседних подразделений.

      Дошли до полугоры. На затаенной окраине по-прежнему не слышалось выстрелов. Вероятно, немцы ничего не заподозрили. Только один раз сверху, с крайней улочки, донеслись отрывистые, тревожные возгласы. Похоже, постовые о чем-то спорили. А затем затарахтел и вскоре стих, удаляясь, мотоцикл на гусеничном ходу.

      Сунув руку под полу полушубка, Асланбек осветил фонариком свои трофейные часы и встревожился:

      – Надо быстрей!

      Из-за деревьев прокрались к низкокрышей хатенке, обнесенной изгородью. Ощутимей стали запахи гари и сажи. За черепичной крышей край неба обжигали рыжие крылья пожара – там, в центре города, ревели машины и танки. А здесь, в окраинной глухомани, на Мамайке и вблизи Форштадта, было бы совсем спокойно, если б не лай цепняков. На стук в закрытое фанерой окно откликнулся девичий голосок:

      – Кто это?

      – Свои. Немцы есть поблизости? – спросил Фрол, припадая лицом к ледяной раме.

      – Не знаю.

      – Дубина! – шикнул Лука, становясь к окну. – Кто ж так молвит? Ровно на свиданье манишь… Дочка! Скажи, где тут фрицы окопались?

      – Мы с братиком два дня из хаты не выходим. Боимся…

      Зауров отрядил Тараса и Якова к соседнему дому. Лохматый кривоногий пес был спущен с цепи и рванул кубанца за штанину. Отогнав его, автоматчики достучались до хозяйки. Немолодая женщина заплакала, увидев красноармейцев. Сбивчиво рассказала, что днем немцы расставили пулеметы вдоль улицы, а всех жителей, кто был дома, заставили рыть траншею.

      Прячась за строениями, углубились в город квартала на три. С автоматами наизготовку пересекли переулок и оказались у глубокого яра, вдоль которого тянулась череда хат.

      – Э, дьявол! Проскочили… – ругнулся Яков. – Это уже Форштадт. Вон, слева, роддом горит. Я видал, как его утром поджигали.

      – Что-то ты, партизан, путаешь, – упрекнул Асланбек. – А хвалился, что город знаешь!

      – Ночь путает… У меня тоже два глаза!

      – Ты не обижайся. Нам гулять некогда! – с заметным акцентом проговорил Асланбек.

      К рубежу вражеской обороны вернулись незаметно, залегли за каменным забором. Позади, в потаенных недрах города, точно грохотал камнепад – двигалась, скорей всего, уходила военная техника. Огненные хвосты мели по низкому небосводу. А впереди, на расстоянии броска гранаты, – пулеметные