Кандалы. Степан Петров-Скиталец

бает, что в книгах читал! – ответил за Вукола Лёска. – У-ух, лютой до читанья!..

      – Я не только читал, – возразил Вукол, – я, когда в городе жил, в театре всякие представления видал и сам в них роли играл. Там эдакие истории разыгрывают, ну и видишь, бывало, как взаправду, всамделишных таких людей, какие тысячу лет назад жили…

      – Ишь ты!

      – Ей-богу! И Елену Прекрасную, и Париса, и Менелая – всех живьем видал! Только в смешном виде, а в книге они не смешные!..

      – И пожар Трои видал?

      – А то как же?

      – Эх, вот бы поглядеть! – долговязый Харя взмахнул длинными руками, – люблю, коли што горит!.. – И опять начал дуть на огонь.

      – Брось, – насмешливо сказал ему все время молчавший Лавр, – ведь и так тоже горит!

      – Люблю! – не унимался Харя, однако приподнялся с колен, сдвинул шапку на затылок и отер пот с веснушчатого лба. Затем, сделавшись еще более похожим на овцу, неожиданно вскрикнул, повернувшись на одной ноге: – Здорово горит! Давайте, ребятишки, ближний стог зажгем! у-у! как бы занялось-то!

      – Во-от! – с насмешкой вставил слово солидный Лавр, – умный какой!.. сказано, три года не баял, а ляпнул – так святых выноси! разве его затем косили, чтобы жечь?

      – Да ведь это не наше сено, не мужицкое, купцово!

      – Так что ж, что купцово?

      – А то, – загорячился вдруг Степка, – вчерась тятя со сходки пришел, так сказывал: купец все у нас отымет – и выгон будет ево, и Займище к нему отойдет, и лес, и Шипова поляна!

      Юные крестьяне заволновались и галдели точь-в-точь, как их отцы на сходке:

      – Врешь ты все!

      – Лес нам от барина отошел!

      – Сто годов наш!

      – Сам ты все наплел!

      – Да спросите мужиков! – махая руками, как бы отбивался Харя. – Вон в аккурат мужики идут: Юдан Гайдук, Спиридон да никак Иван Листратов?

      По дороге мимо стога шли три мужика и о чем-то горячо спорили, разводя и хлопая руками по бедрам.

      Один из них – большого роста, красавец с черной окладистой бородой и шапкой вьющихся волос на голове – брат Груни, шутник и озорник, крикнул:

      – Да чего ему в зубы глядеть? – И, увидав ребят, добавил, смеясь: – Ребятишки, зажгите купцов-то стог! Скажите, что я велел!

      И раскатился хохотом, сверкая белыми зубами и раздувая такие же породистые, красивые ноздри, как у Груни. Мужики прошли в лес, продолжая свой разговор.

      Овечья Харя торжествующе посмотрел на товарищей.

      – Што? вру я? А мужики-то про чего же бают? Зажгем, и больше ничего! дядя Иван велел!

      Он схватил горящую головешку, но вопросительно смотрел на Вукола, как бы ожидая разрешения атамана.

      – Не вели! – вполголоса советовал ему дядя, – беды наживем!

      Но племянника словно бес обуял.

      – Валяй! – разрешил он.

      Овечья Харя с горящей головней в руке в восторге бегал вокруг стога и тыкал ею в сухое рыхлое сено.

      Стог занялся со всех сторон.

      Маленькие огоньки, дымясь тонкими