Эпоха Древних. Замиль Ахтар

не волочись за женщинами из ордена, – сказал я. – Большинство происходит из влиятельных семей, тебе не нужна их неприязнь из-за того, что ты обесчестил их дочерей.

      – Но их легче всего заполучить. Мой член для них – просто оазис. – Кярс схватил его. – Большая раскачивающаяся пальма в оазисе.

      – Мне плевать. Не знаю, сколько времени ты провел в Зелтурии…

      – В общем-то, нисколько. Я не любитель таких мест.

      Он пытался смутить меня – обычная тактика Селуков по отношению к подчиненным. В конце концов, бесстыдство демонстрирует превосходство.

      Но я был слишком опытен для такой чепухи.

      – Это не Кандбаджар. Люди здесь грешат, но осторожно.

      – А я слышал, что ты открыто разгуливаешь по улицам вместе с Сади. Она тебе не жена.

      – Да, но я не трахаюсь с ней под храмом самого святого человека из когда-либо живших.

      – А тебе, значит, можно использовать это слово по отношению к ней?

      Он начал натягивать свободные бархатные штаны. Я быстро подошел и навис над ним так близко, что он съежился.

      – Я служил шаху Джалялю. Я служил шаху Мураду. Поверь, они грешили больше и лучше, чем ты. Грех меня не волнует. А знаешь, что волнует? Идиотизм. Глупость. И больше всего – высокомерие.

      Дверь со скрипом открылась.

      – Ты проявляешь неуважение к моему шаху, маг? – произнес Като.

      Я повернулся и увидел в его руках медный кувшин.

      – Я внушаю нашему шаху здравый смысл, что является моим правом как его советника.

      – Все хорошо, Като. – Кярс, все еще в одной штанине, встал между нами. – Кева совершенно прав. Это не Кандбаджар. Моя власть здесь покоится на других столпах, и лучше бы мне научиться не шатать их, чтобы все не рухнуло. В будущем я буду более… избирателен и осмотрителен.

      Ничто так не привлекало меня, как шах, признающий свои ошибки. Джаляль был таким же.

      Като налил желтый сок в медный кубок, и Кярс осушил его одним глотком.

      Через полчаса мы с Кярсом восседали на подушках в невзрачном зале под храмом святого Хисти. Напротив нас расположились трое взрослых детей Мансура – Хурран, Шакур и Эсме. Слуги подали всем мятную воду. По углам, возле мерцающих в нишах свечей, сидели писцы.

      Я откашлялся и произнес заготовленную речь:

      – Если мы не помиримся, Сира уничтожит нас всех. В ее руках все темные силы Ахрийи. У нас десять тысяч гулямов, но этого недостаточно. В одиночку мы обречены. Но вместе сможем вернуть Аланью Селукам.

      – Какой ветви Селуков? – спросила Эсме, средняя дочь Мансура, тщедушная женщина с седеющими волосами, почти полностью скрытыми золотой вуалью с узором в виде симургов.

      – Это мы можем решить после того, как победим Сиру и ее богомерзкий союз силгизов и йотридов, – ответил я.

      – Или можем решить сейчас. – На лице Эсме появилась горькая улыбка. – Видишь ли, в Мерве никого не ненавидят больше, чем тебя, Кярс. Люди любили нашего отца. Убив его, ты задел их честь и посягнул на их права.

      Я сомневался, что большинству жителей Мервы есть до этого дело. Пока в достатке еда