Эпоха Древних. Замиль Ахтар

не резал глотки всем. Только мужчинам и женщинам. А дети погибли в огне, так что у них была уйма времени на крики.

      – Ты был милосерднее к взрослым, чем к детям.

      – Мне пришлось бы смотреть им прямо в глаза, и это оказалось непросто. А у огня нет чувств.

      – Ты захватил кальян.

      Хурран удивленно усмехнулся.

      – Где же мои манеры… Кто бы мог подумать, что маг курит?

      Я затянулся абрикосовым дымом. Как я и ожидал, он был отвратительно резким и лишенным кислинки, которой я так жаждал. Тем не менее я задержал его в легких, прежде чем выдохнуть.

      – Так что ты думаешь о Зелтурии?

      – Думаю, что Кярса отсюда не выкурить. Кроме того, война – последнее, чего хотелось бы человеку, только что вышедшему из темницы. Я постараюсь уговорить Эсме и Шакура успокоиться. Они бьют в барабаны с того момента, как услышали о зверском обезглавливании нашего отца.

      – Ты не так сильно скучаешь по отцу?

      – Я скучаю больше, чем они. Он никогда не навещал меня в темнице. Ни разу. А Кярс лишил меня последнего шанса сказать ему: «Прости, что разочаровал тебя».

      Я сделал еще одну затяжку и вернул трубку Хуррану.

      – Хочешь знать, что я думаю?

      – О чем?

      – О том, что ты сделал.

      Он пожал плечами и скривился. Но я все равно собирался сказать, даже если ему это будет неприятно.

      – Мансур сделал глупость, предоставив этой семье убежище в Мерве всего через несколько месяцев после того, как они попытались свергнуть кашанского шаха. Шах Бабур не слишком добр. Он отправил бы целую орду слонов и приказал сокрушить весь ваш город, лишь бы избавить мир от единственной семьи, обладающей достаточным влиянием, чтобы бросить ему вызов, и наказать тех, кто осмелился приютить его врагов. Убив их, ты спас множество жизней.

      – Это меня как-то оправдывает?

      – Пусть решает Лат. – Я встал. – Хорошего тебе утра, пастух.

      Вернувшись в храм святого Хисти, я прошел по бесчисленным лестницам, коридорам и туннелям к жилищу шаха Кярса. У дверей стоял Като в золотой кольчуге, за спиной у него висела аркебуза с позолоченным прикладом, а на поясе – золотая сабля. Он защищал Кярса в самом буквальном смысле слова, при этом не забывая о своих обязанностях командующего семью тысячами гулямов.

      Одна из них заключалась в том, чтобы превратить храм в крепость на случай, если в город каким-то образом проникнут силгизы или йотриды. В реальности храм представлял собой огромную сеть пещер с единственным известным входом. Като набил все свободные помещения пулями, порохом, стрелами, саблями и копьями. Гулямы и наемные рабочие из города привозили бочки с ячменем, кускусом и чечевицей.

      – Ты хорошо пахнешь, маг, – сказал Като. – Абрикосовый гашиш?

      Я кивнул.

      – Никогда бы не подумал, что ты любишь абрикосовый. – Като постучал в дверь Кярса. – К вам Кева, ваше величество.

      – Впусти его, – крикнул Кярс, перекрывая шум какой-то болтовни.

      Като распахнул передо мной дверь.

      По обе стороны от Кярса сидели обнаженные