Карантин. COVID-19 – вирус, который потряс мир. Адам Туз

звон по неолиберализму?[53] Если рассматривать неолиберализм как стройную государственную идеологическую систему, то вполне возможно. Идея о том, что естественной оболочкой экономической активности можно пренебречь или надеяться, что ее будут регулировать рынки, со всей очевидностью утратила связь с реальностью. Столь же нежизнеспособным оказалось представление о том, что рынки якобы могут осуществлять саморегулирование в ответ на все возможные социальные и экономические шоки. Для того чтобы выжить, было нужно государственное вмешательство, причем эта необходимость ощущалась гораздо острее, чем в 2008 г. Потребовались интервенции небывалого масштаба – сравнить их можно было только с государственным вмешательством периода Второй мировой войны.

      У экономистов-доктринеров от всего этого перехватило дыхание, что само по себе неудивительно. Ортодоксальное понимание экономической политики всегда отличалось отсутствием реалистичности. Неолиберализм в качестве стратегии власть имущих неизменно был предельно прагматичным. В реальной истории неолиберализма зафиксирован ряд эпизодов, когда с целью накопления капитала государство вмешивалось в дела экономики, не брезгуя использованием силовых методов для подавления оппозиции[54]. Какими бы ни были теоретические тонкости, можно утверждать, что неизменными сохранились социальные реальности, которые начиная с 1970-х гг. стали неотъемлемыми характеристиками рыночной революции, – сильное влияние капитала на политику, судебную систему и средства массовой информации, а также отсутствие у рабочих возможности оказывать какое-либо влияние. Что же это была за историческая сила, которая разрушила устои неолиберального порядка? История, которую я хочу рассказать в этой книге, – это не история об оживлении классовой борьбы или о возрождении радикальных популистских схваток. Реальный вред экономике был нанесен катастрофой, которая разразилась вследствие безудержного мирового роста и огромного маховика накопления финансов[55].

      В 2008 г. кризис был спровоцирован непомерным ростом банковской системы и избыточной секьюритизацией ипотеки. Удар, который коронавирус нанес финансовой системе в 2020 г., поступил извне, а ее хрупкость, обнаружившаяся в результате кризиса, была ее внутренним свойством. В этот раз слабым звеном оказались не банки, а сами рынки активов. Кризис поразил самое сердце системы – рынок американских казначейских облигаций. Считалось, что эти облигации были самым надежным активом, лежащим в основании всей пирамиды кредитов. Если бы это основание рассыпалось, то вслед за ним рухнули бы финансовые системы всего мира. К третьей неделе марта 2020 г. кризис также охватил Лондонский Сити и Европу. В очередной раз Федеральная резервная система, Казначейство США и конгресс на скорую руку организовали ряд интервенций, которые оказали эффективную поддержку большей части негосударственной кредитной системы. Позитивное влияние, оказанное этими мероприятиями, распространилось

53

A. Doherty, “Has the Coronavirus Crisis Killed Neoliberalism? Don’t Bet on It,” Guardian, May 16, 2020. C. Crouch, The Strange Non-Death of Neoliberalism (Polity, 2011). P. Mason, “Day One of UK’s Suppression Strategy,” The Waves, March 17, 2020.

54

D. Harvey, A Brief History of Neoliberalism (Oxford University Press, 2007).

55

Это великолепно проанализировано в: D. Gabor, “Tree Myths About EU’s Economic Response to the COVID 19 Pandemic,” Critical Macro Finance, June 15, 2020.