Прощай. До встречи с тобой…. Диана Фад

щина ближе к сорока, мать-одиночка, есть дочка, работу свою выполняет хорошо и вдруг такое.

      – Вика, ты у меня сколько работаешь? – откладываю телефон на стол и упираюсь локтями, подпирая руками подбородок.

      – Шесть лет.

      – Скажи, сколько за это время приходило этих искательниц моего безымянного пальца?

      – Восемь.

      – Восемь, – повторяю я за ней, – Я похож на шаловливого донжуана, который сует свой член бездумно в любую дырку?

      – Максим Эдуардович… – качает укоризненно головой.

      – Значит, не похож, – отрываюсь от стола руками и встаю.

      Мой рост почти два метра, и я выгляжу далеко не мелким, когда вот так встаю, расправив широкие плечи. Моя сестра, Лика, сравнивает меня с викингом, пусть так. Я такой и есть, дикий, необъезженный и сейчас ужасно злой.

      – Так какого хрена, я уже пять минут слушаю твою речь про какую-то… Женщину, что пришла сюда требовать моих алиментов?

      Вика сжимается, глаза бегают, но, видимо, женская солидарность побеждает.

      – Она с ребенком, маленьким, грудным, – тихо говорит секретарь и я вижу, что именно это подтолкнуло мою лучшую работницу нарушить границы вседозволенности.

      – Уволена, – произношу я, направляясь к дверям своего кабинета.

      – Но Максим Эдуардович… – выдыхает за спиной Вика, а я уже открываю дверь в приемную, собираясь вызвать охрану и выпроводить эту нахалку.

      В приемной сидит на кожаном диване цвета капучино девушка и качает на руках ребенка, что-то тихо напевая ему или ей, без разницы. При моем появлении вскакивает, одергивая ворот сиреневой вязаной кофточки. Неужели кормила грудью, здесь, у меня в офисе?! Почему-то именно это меня заводит до предела, ее наглость и беспардонность. Встаю напротив, сложив руки на груди. Разглядываю. Ну да, конфетка, тут не придраться. Худая правда, бледная, но почти белая коса до талии и выбившиеся пряди зачетные. Сама хрупкая, мелкая. С моим ростом потеряется где-то в районе подмышки и не замечу.

      Поднимает глаза, зеленые, цвета мха, завораживающие. Красивая, но слишком слабая, я таких сразу вижу, и я точно ее не знаю.

      – Чего тебе? – говорю скучающим тоном, жаль, красотка ничего так, могла бы скрасить пару вечеров.

      – Я … – начинает она дрожащим голосом, – Мне помощь нужна, а именно, моей дочери.

      – Сколько? – тянусь к бумажнику в кармане брюк, собираясь просто откупиться или заняться благотворительностью. У меня совещание через десять минут, не до нее.

      – Триста тысяч, – вскидывает гордо голову, пепельная прядь падает на лоб.

      – Рублей?

      – Да.

      Отсчитываю купюры пятитысячными, кладу на стол секретарши.

      – Все?

      – Да, – ее голос дрожит, но смотрит вызывающе, словно изначально настроилась на борьбу, – Не хотите узнать, как ее зовут?

      – Кого? – разворачиваюсь, чтобы уйти, но притормаживаю у двери в свой кабинет.

      – Вашу дочь?

      – Ты сейчас серьезно? – усмехаюсь.

      – Мне не до шуток, – смело произносит девушка.

      – Я могу понять все, – разворачиваюсь опять к ней, – Но у вас какая-то группа, может, есть или чат какой под темой, как раскрутить олигарха на бабки?

      – Нет, – пятится испуганно.

      – Тогда что еще нужно? Я тебе бабки дал, мозги не крутил, доказательств не требовал, что еще?!

      – Это ваша дочь! – вдруг вырывается из девушки крик, – Вы что, совсем бесчувственный и равнодушный?!

      Делаю стремительный шаг к ней, нависая всем своим ростом. Схватил бы за горло, но ребенок на ее руках тормозит.

      – Слушай, ты, я не посмотрю, что у тебя на руках ребенок, но совесть должна быть?

      – Я не вру!

      – Врешь! – отбриваю ее протест, – Ничего у нас с тобой не было и быть не могло!

      – Было!

      – А ты упертая, – выдыхаю обозленно, – Жизнь тебя ничему не учит. Получила свои деньги и иди, не оглядываясь.

      – Это не для меня, а для Василиски, – вдруг всхлипывает девица.

      – Имя-то какое, кошачье, – морщусь в ответ, – Давай без сантиментов. Сейчас дал, больше не приходи. В следующий раз охрану вызову или в участок загремишь, поняла?

      – Ты мне не веришь, – обреченно произносит мать ребенка, – Пусть так, если бы не операция, я бы в жизни к тебе не пришла.

      – Вот и не нужно было, – говорю удовлетворенно, собираясь уйти, – Вот, еще, купи там памперсов что ли, и еды, худая больно.

      Кидаю на стол еще пачку, даже не знаю сколько там. Просто достал из портмоне и бросил. Она провожает деньги безумным взглядом, который я не могу понять.

      – Ты не помнишь… – выдыхает девица, снова впиваясь в меня своими зелеными глазами, которые искрятся от слез, – Меня не помнишь и нашу встречу.

      – Конечно, нет, – усмехаюсь, окидывая ее взглядом. С такой я бы, конечно, замутил, но на