Живи и помни. Повести и рассказы. Валентин Распутин

с этого бы и начинала, – повеселел Василий, – а то связалась со своей Галькой.

      – Не поминай мне про ее.

      Степанида вытерла бутылку о подол, поставила ее на середину пустого еще стола и побежала в амбар – видно, за закуской.

      – О деньгах сразу не заговаривай, – предупредил Василий. – Обождем, когда готова будет.

      – Да ты сам и скажешь.

      – Можно и так.

      Из комнаты вышла Галька, увидела на столе бутылку.

      – Ого, уже облапошили мою тетку! Ловко вы!

      – Ну и змея же ты, Галька! – рассердился Василий. – Тебя спрашивают? Еще не выросла, чтобы со мной на таком тоне разговаривать.

      – Смотри-ка ты! А как с тобой прикажешь разговаривать? По батюшке или, может, по матушке?

      – А, да чего с тобой говорить! Ты разве поймешь?

      – Ну и не говори. Я к тебе не навязываюсь. Обидел он меня! Думаешь, я не знаю, зачем вы сюда закатились?

      – Тише ты! – зашипел Василий.

      – Ага, испугался! Не бойся, не скажу. Только не заедайся, понял? Я еще и помогать вам буду, если со мной по-хорошему. – Она взглянула на Кузьму, жалобным голосом сказала: – Мне тетку Марию жалко. – Снова перевела взгляд на Василия. – Думаешь, если ты постарше, так имеешь право на меня покрикивать? На бабу свою покрикивай. Я к тебе не нанималась.

      – Здорова же ты горло драть, – сдерживаясь, подивился Василий.

      – Ага, не на ту напал.

      – Ладно вам, – стал успокаивать их Кузьма.

      Прибежала Степанида, засуетилась возле стола. Усаживая за стол мужиков, стала причитать обычное при гостях, заменившее молитву:

      – Ничего такого нету – прямо стыд! Если бы знала, что придете, чего-нибудь бы и приготовила, а то все на скору руку. Стыд, стыд…

      – Ты, Степанида, не прибедняйся. С такой закуской можно неделю гулять, – успокоил ее Василий.

      – Уж ты, Василий, скажешь.

      Разлили в три стакана. В точно рассчитанный момент, уже когда чокнулись и остановили дыхание, встряла Галька:

      – А мне?

      Степанида даже дернулась от злости, подалась вперед.

      – Ну, скажите мне, что она не вредительница! Ведь это уметь надо! Ни раньше, ни позже, в самый раз угадала, чтоб испортить людям аппетит. Ой-ей-ей! И за что меня Господь Бог покарал такой холерой?

      Галька, ухмыляясь, принесла стакан, поставила его перед Степанидой, а себе взяла ее стакан.

      – Не трожь, окаянная сила! Кому говорю: поставь на место!

      – Нальешь в этот – поставлю.

      – Неохота при людях с тобой займоваться, а то бы я тебе показала, как с родной теткой разговаривать, я бы тебя научила…

      – Где уж там!

      – Ой, окаянная сила! Ой, окаянная сила! – запричитала Степанида, но в стакан плеснула.

      Галька взяла его, отлила еще в него из Степанидиного и потянулась чокаться.

      – Не рано тебе наравне с мужиками пить? – не сдержался Василий.

      Галька прищурила глаза, выразительно уставила их на Василия, но он продолжал:

      – Еще молоко на губах не обсохло, а туда же. Что из тебя потом будет?

      – Во-во, –