Бумажные летчики. Турбьёрн Оппедал

Я перечитываю старую открытку и удивляюсь, куда делось мое лицо. Что-то медленно поднимается из глубины, преодолевая свойственное глубине высокое давление. Но в этот раз, кажется, случилось короткое замыкание. Пакетные туры – привычные суррогаты путешествий и познания мира. Чтение, однако, невозможно приручить и направить в нужное русло.

      Или возможно?

      Бабушка была членом Книжного клуба. У нее была целая полка, на которой в алфавитном порядке были расставлены Книги Месяца. Она всегда читала только их, потому что ей некогда было читать плохие книги. Когда я спрашивал, какая у нее любимая книга, она всегда называла последнюю прочитанную. Подозреваю, что остальных она просто не помнила. По крайней мере, в последние годы, когда ее поддерживал в живых только заведенный порядок вещей. Бабушка читала, убиралась в доме и гуляла с собакой. Когда она умерла, мы обнаружили целый склад нераспечатанных книг из Книжного клуба, двенадцать непочатых бутылок средства для мытья посуды и труп собаки перед камином.

      39. Пока ем, я оглядываю номер – косой потолок, фотографию спящей кошки, подпалины от сигарет на занавесках. Окидываю все это последним взглядом. Всю жизнь я учился приспосабливаться к меняющемуся размеру комнат. Это помогает увидеть себя в нужной перспективе. Красный песок в Долине монументов, бесконечное открытое пространство без масштаба и границ. Погребальный каирн на Оркнейских островах – коридоры такие узкие, что приходилось ползти на четвереньках.

      Жизнь так коротка, а мертвыми мы будем так долго, сказала она. Мы должны заполнить отведенное нам место. Это единственная наша обязанность.

      Я никогда не встречал человека, настолько заряженного оптимизмом. М жила в том сне, отблеск которого все остальные лишь угадывали в ночи. Мне же грезилось, что я нашел место без пустот. Я путешествовал не в поисках связей, а ради светящихся пятен на карте. На самом же деле я чувствовал, что остаюсь в плену у переездов. В путешествии мое внимание всегда было сосредоточено на том, чтобы мой хрупкий панцирь оставался цел и невредим. Я проверяю, надежно ли убран паспорт, лежат ли билеты в кармане, я думаю о расписании поездов, солнечном ударе и пищевом отравлении. Даже стоя перед восьмым, девятым и десятым чудом света, я заперт внутри своей головы.

      Открытки рассказывают совсем другую историю. Я пишу не о погоде, еде, храмах и людях. Я собираю голоса и истории. Я пытаюсь писать спонтанно, подкладываю камни в кладку башни, которую начали строить другие. Я хочу, чтобы адресат скользил глазами по тексту так же, как смотрят на закат или на развалины замка на лицевой стороне, начал читать там, где случайно задержится взгляд, нащупал линию истории так, как может лишь тот, кому не пришлось попотеть в путешествии, чтобы найти ее. Пустота не беспокоит того, кто ничего не терял.

      Я больше никого не хочу потерять вот так.

      Где-то поблизости начала завывать сирена – первый за все время признак того, что снаружи есть жизнь. Снегопад утихает. Под кожей я до сих