Гроза с Востока. Как ответит мир на вызов ИГИЛ?. Сборник

ощущения правоты. Так, имам Большой мечети Мекки, главной святыни ислама, мог в июне 2002 года призвать всех мусульман объединиться против всемирного заговора индусов, христиан, евреев и неверующих, который угрожает высшим истинам ислама… Такое мировоззрение имеет свои корни в исторической памяти ислама, в его сакральных текстах, в возрожденной силе веры, в отвращении, испытываемом по отношению к миру неверных… Все это нельзя изменить точно так же, как нельзя изменить устои веры христиан или евреев⁸⁶. Наиболее четко ту же по существу мысль выразил Алексей Малашенко: «Исламизм не болезнь, которая поддается пусть трудному и длительному, но все же лечению. Это клетки самого «организма» исламской традиции, исламской политической культуры»⁸⁷.

      Но ведь есть и другие клетки. Ислам, как и другие великие религии, содержит в себе различные компоненты. Малашенко, указывая на наличие в исламе двух крайних направлений – умеренного и радикально-консервативного, – сомневается в перспективах первого из них. «Исламисты монополизируют религию, – пишет он. – Они выходят победителями из любой религиозной полемики с властью, которую им легко критиковать с позиции «чистого ислама»…»⁸⁸

      Селборн считает ошибкой веру в существование перманентной дихотомии между «умеренными исламистами» и «экстремистами»⁸⁹. По мнению Малашенко, «реформаторы проигрывают своим оппонентам. Они предлагают сложные для восприятия среднего мусульманина идеи, апеллируют к разуму, а не к чувству и вере. Реформаторы отстранены от работы в мечетях. Наконец, их попросту мало… Большинство верит, что переосмысление ислама ведет к его искажению… Каждый, кто твердо высказывается за необходимость переосмысления исламской конфессионально-культурной традиции, сталкивается с неприятностями у себя дома… В «гонке» между консервативным реформизмом и реформаторством, – считает Малашенко, – пока исламисты опережают своих конкурентов на целый круг»⁹⁰.

      Исследователь ислама М. Хермасси полемизировал с теми, кто признавал существование «умеренного исламизма»: «Концепция умеренного исламизма практически мертва… Мы прошли путь от исламизма как умеренной политической силы до исламизма как новой формы, прикрывающей суть: попытку террористов захватить власть»⁹¹.

      А где же все-таки умеренные мусульманские богословы, понимающие, в какую пропасть толкают джихадисты исламское сообщество, видящие, что слово «мусульманин» во многих странах уже становится синонимом слова «террорист»? Например, германский Институт демоскопии в Алленсбахе еще в 2006 году выяснил путем опросов, что у 98 % немцев со словом «ислам» ассоциируются понятия «насилие» и «террор»⁹². Разумеется, умеренные богословы существуют. Стоит упомянуть иранского философа Абдулькарима Соруша, выступающего против того, что «муллы присвоили себе Коран», ливанского исламоведа Ридвана ас-Саида, противящегося тому, что «Хизбалла» монополизировала истолкование священных