Анна Каренина. Коллекционное иллюстрированное издание. Лев Толстой

тут всегда скрываются нравственные, духовные причины, – с тонкою улыбкой позволил себе вставить домашний доктор.

      – Да, это само собой разумеется, – отвечал знаменитый доктор, опять взглянув на часы. – Виноват; что, поставлен ли Яузский мост, или надо все еще кругом объезжать? – спросил он. – А! поставлен. Да, ну так я в двадцать минут могу быть. Так мы говорили, что вопрос так поставлен: – поддержать питание и исправить нервы. Одно в связи с другим, надо действовать на обе стороны круга.

      – Но поездка за границу? – спросил домашний доктор.

      – Я враг поездок за границу. И изволите видеть: – если есть начало туберкулезного процесса, чего мы знать не можем, то поездка за границу не поможет. Необходимо такое средство, которое бы поддерживало питание и не вредило.

      И знаменитый доктор изложил свой план лечения водами Соденскими, при назначении которых главная цель, очевидно, состояла в том, что они повредить не могут.

      Домашний доктор внимательно и почтительно выслушал.

      – Но в пользу поездки за границу я бы выставил перемену привычек, удаление от условий, вызывающих воспоминания. И потом матери хочется, – сказал он.

      – А! Ну, в этом случае, что ж, пускай едут; только повредят эти немецкие шарлатаны… Надо, чтобы слушались… Ну, так пускай едут.

      Он опять взглянул на часы.

      – О! уже пора, – и пошел к двери.

      Знаменитый доктор объявил княгине (чувство приличия подсказало это), что ему нужно видеть еще раз больную.

      – Как! еще раз осматривать! – с ужасом воскликнула мать.

      – О нет, мне некоторые подробности, княгиня.

      – Милости просим.

      И мать, сопутствуемая доктором, вошла в гостиную к Кити. Исхудавшая и румяная, с особенным блеском в глазах вследствие перенесенного стыда, Кити стояла посреди комнаты. Когда доктор вошел, она вспыхнула, и глаза ее наполнились слезами. Вся ее болезнь и леченье представлялись ей такою глупою, даже смешною вещью! Лечение ее представлялось ей столь же смешным, как составление кусков разбитой вазы. Сердце ее было разбито. Что же они хотят лечить ее пилюлями и порошками? Но нельзя было оскорблять мать, тем более что мать считала себя виноватою.

      – Потрудитесь присесть, княжна, – сказал знаменитый доктор.

      Он с улыбкой сел против нее, взял пульс и опять стал делать скучные вопросы. Она отвечала ему и вдруг, рассердившись, встала.

      – Извините меня, доктор, но это, право, ни к чему не поведет. Вы у меня по три раза то же самое спрашиваете.

      Знаменитый доктор не обиделся.

      – Болезненное раздражение, – сказал он княгине когда Кити вышла. – Впрочем, я кончил…

      И доктор пред княгиней, как пред исключительно умною женщиной, научно определил положение княжны и заключил наставлением о том, как пить те воды, которые были не нужны. На вопрос, ехать ли за границу, доктор углубился в размышления, как бы разрешая трудный вопрос. Решение, наконец, было изложено: – ехать и не верить шарлатанам, а во всем обращаться к нему.

      Как